Жертва - Гарольд Карлтон

— Можно мне попить? — внезапно спросил Марк, заставив ее вздрогнуть.

Она подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее. Поднявшись, она налила ему стакан, подсела к нему на постель и поддержала его, пока он жадно пил.

— Я долго спал? — спросил он, отставляя стакан. На нее он смотрел слегка ошалелыми глазами.

— День или два, — ответила она, укладывая его. — Ты был болен, но уже пошел на поправку. Как ты себя чувствуешь?

— Очень устал, — он снова откинулся на подушку. — Так устал. — И прежде чем снова заснуть, он пробормотал: — Когда ты сюда приехала? — И засопел, прежде чем она успела ответить.

Она почувствовала облегчение, увидев, что с ним все в порядке. Потом она собрала письма, которые она писала Санти, и сложила в чемодан. Она была готова снова погрузиться в пучину своей боли и несчастья, оплакать свою униженность и мученичество, как вдруг новая мысль пришла ей в голову. «Кто сказал, что уже слишком поздно? — произнес ее новый внутренний голос. — Кто сказал, что все кончено?» Она вновь посмотрела, когда Санти написал свое письмо. Пятнадцатое сентября. Сейчас только декабрь. Он, вероятно, так и сидит в своем идиллическом домике в Дее, размышляя о вулканах или о чем он там собирался поразмышлять. Она должна разыскать его, показать ему все эти любовные письма, которых он не получил, и сказать ему, что он был совершенно прав, утверждая, что дети не имеют права посягать на счастье родителей!

Вся ее любовь к Санти всколыхнулась в ней сейчас, когда она освободилась, когда любовь к Марку не поглощала больше все ее существо. Марк был теперь вне опасности. Она попросит консьержа прислать к нему утром доктора. Она сделала все, что может и когда-либо делала для своего ребенка. Теперь все в руках Марка, а у него есть талант и силы, чтобы найти себя.

Она быстренько оделась, подкрасилась, написала длинное заботливое письмо Марку, рассказав ему, что случилось с Соней, как он болел и как она обнаружила спрятанные им ее письма к Санти. Она сообщала ему, что решила доставить свои письма к Санти лично. У кровати она оставила таблетки с подробной запиской, как их принимать.

Она огляделась и проверила, при ней ли ее паспорт, ее деньги и сумка. «Вот и настало время для моей жизни, — подумала она, глядя на сына. — И я молюсь Богу, чтобы ты не успел разрушить мою жизнь или жизнь Санти! Санти должен дожидаться меня там — или же, сделай так, Господи, чтобы он ждал меня, потому что теперь я приму и верну его любовь. Теперь я буду любить его так, как ни одна женщина не любила мужчину. Теперь-то я раскрою ему смысл заглавия «Вечность начинается сегодня», может быть, уже сегодня вечером!»

Она наклонилась и коснулась губами лба Марка. Его лицо было красивым, как и всегда, только бледным.

— До свиданья, мой милый эгоист, — попрощалась она. — До свиданья, свет моей жизни! Свет, который так ясно осветил мне новую жизнь!

Она вытащила из комнаты свой чемодан, тихо притворив дверь.

В самолете она спала. В Мадриде она пересела в самолет до Пальмы. Она хотела позвонить Санти, но у нее не было его телефона в Дее, не было и сил, и справочника, чтобы разыскать этот телефон. Она только перечитывала его письмо. Если она разыщет его, то он, может быть, согласится сопровождать ее в Нью-Йорк и взять на себя печальные обязанности по организации Сониных похорон. Это они смогут обсудить вместе, после того как выплачут друг у друга на груди свои любовные обеты.

Во время двухчасового ожидания в Мадриде она позвонила Эми в Нью-Йорк, но той не было, и пришлось оставлять сообщение на автоответчике.

— Думаю, ты уже знаешь, что случилось с Соней. Потом заболел Марк, а потом… — Она нахмурилась, подбирая слова. — Насчет Сониных похорон — я ума не приложу. Лондонская полиция забрала ее тело для вскрытия. Это все так ужасно, я… — она опять запнулась, стараясь овладеть голосом. — Я в Мадриде по пути на Майорку, — сказал она. — Я лечу к Санти.

Самолет приземлился в Пальме в десять вечера, и она поехала на такси в отель. Как ни хотелось ей поскорее увидеться с Санти, она была слишком утомлена, чтобы явиться перед ним в таком виде. Ей нужно было отоспаться, принять ванну и переодеться.

Когда она зарегистрировалась в отеле, она попыталась, с помощью местной телефонистки, разыскать номер телефона Санти в Дее, но его не было в списке абонентов на Майорке. Но раз он так хотел скрыться из внешнего мира, может быть, он позаботился и о том, чтобы обойтись и без телефона? Она попыталась представить Санти — своего прекрасного, трепетного Санти, своего отшельника. Потом она стала представлять себе, как он улыбнется, увидев ее, как вспыхнет от радости его лицо, как он протянет к ней руки, и он уже не отпустит ее от себя. И вечность начнется на следующий день, немного с опозданием, но все же так, как он и предсказывал. Но сначала она должна поспать! Она рухнула на постель в номере и проспала целых двенадцать часов. В девять она проснулась, приняла горячий душ и заказала кофе и сандвич, чтобы уже полностью прийти в себя. Поев, она набралась мужества, чтобы позвонить в Лондон и расспросить о Соне. К телефону подошел детектив, который сообщил ей, что тело останется у них еще на неделю.

— Ах, слава Богу! — вырвалось у нее.

— Мэм? — изумился детектив, и она представила себе вежливое английское лицо, на котором брови поднялись от изумления сумасшедшей американкой, которая, похоже, готова наплевать на свою погибшую дочь.

— Да нет, я знаю, что это звучит ужасно, просто я сейчас в таком состоянии, что просто представить не могу, как заниматься похоронами, — объяснила она. — Может быть, через неделю я буду чувствовать себя… — Она осеклась.

— Я все понимаю, миссис Уинтон. И приношу свои соболезнования.

Она повесила трубку, борясь с истерикой, которая готова была вот-вот разразиться. Она стояла напротив окна, глядя на горы Майорки и заставляя себя вдохнуть полной грудью чистый, свежий воздух. Ты уже ничего не можешь сделать для Сони, уговаривала она себя. Она умерла, а ее тело просто оболочка. А дух ее свободен и парит где-нибудь. Может быть, она даже видит меня. И одобряет, надо надеяться. Ну вот, а теперь к Санти.

Она призвала на помощь горничную, и вместе они собрали ее вещи. Только в три часа дня она была готова. Она вышла из отеля и объяснила, куда нужно ехать, таксисту, стоявшему впереди длинной вереницы машин у входа в отель.

— Дея? — спросила она, поднимая брови. Водитель — сухой, морщинистый человечек в черном берете и с газетой в руках — согласно кивнул. Она села сзади, и он тронулся, вниз по холму, как ездил и Санти, когда показывал ей окрестности. Сердце ее забилось сильнее. Она подкрасилась и поправила перед зеркалом волосы. На ней был красный костюм от Шанель, плетеные туфли на высоком каблучке удлиняли ее ногу. Она хотела выглядеть как Можно лучше для единственного мужчины, которого она любила. Все ее письма лежали у нее в сумочке, чтобы немедленно вручить ему, вместе с уверениями в любви и объяснениями обмана, который разлучил их так надолго.

Такси медленно съезжало по горе, на которой расположилась Пальма, мимо сосен, взбиравшихся по склонам. Солнце терялось за склоном, и остров был так же хорош в зимнем свете, как и поздней весной. Хотя было туманно, но солнце, светившее в окна, ослепляло ее. Через сорок пять минут они приехали в Дею, где когда-то они начали свой путь с маленького ресторанчика, пообедав там, и крутая извилистая тропинка, ведущая к его дому и саду вокруг нее, наверное, все еще хранила отпечатки их ног.