Лик Победы - Вера Камша

– Ваше величество, – бывший геренций был спокоен, видимо, ничего другого он и не ожидал, – я принимаю неизбежное, но мне искренне жаль ваше величество и Олларию.

– А я возьму на себя смелость еще раз призвать к благоразумию, – граф Рафиано смотрел не на короля, а на королеву. – Ваше величество, умоляю вас, убедите вашего супруга не принимать заведомо проигранного боя. Зиму следует переждать в доме, а весной снег растает.

Катарина затравленно оглянулась и замерла, склонив голову к левому плечу. Потом покачала головой, словно отвечая сама себе.

– Будь мы супругой экстерриора, мы бы тоже призывали к бегству, но мы – королева Талига. Граф Рафиано, мы безмерно благодарны вам за заботу, но мы не можем просить нашего супруга бросить Олларию на произвол судьбы. Вы советуете вернуться весной, но что мы найдем, вернувшись? И кем мы останемся в памяти наших подданных? Теми, кто оставил их в тяжелую минуту?

Змея или все-таки дура? Или не то и не другое, а просто жена, знающая мужа как облупленного и понимающая, что он закусил удила и его не остановить? Как бы то ни было, все останутся дожидаться зеленого воробья[112], который прилетит и как клюнет! Закатные твари, себя не жалко – не красавица и худо-бедно пожила, но девочки…

– Ваше величество, – граф Рафиано поклонился Фердинанду, – разрешите мне и графу Гогенлоэ-цур-Адлербергу покинуть Совет Меча.

– Да будет так, – милостиво кивнул король, – мы награждаем вас за верную службу орденом Святого Карла, а графа Гогенлоэ – орденом Королевской Охоты. Мы всегда рады видеть вас и ваших близких.

– Благодарим, ваше величество.

Два сдержанных поклона, торжествующие рожи преемников, расступившиеся стражи, стук захлопнувшихся дверей…

«Le Roi des Coupes & Le Valet des Bâtons & Le Sept des Êpêes»[113]

1

Рокэ Алва опять куда-то провалился. Барон Дежу, пятый раз за день притащившийся в особняк Шантэри, попытался с пристрастием допросить Марселя, но виконт был кристально чист: где герцог, он не знал. Ворон непредсказуем: он мог слушать реквиемы, спорить со сьентификами, дразнить поэтов, покупать вино или лилии. Было ясно одно – петь для принцессы Юлии Ворон не намерен, по крайней мере сегодня.

– Барон, поверьте, я весьма сожалею, – Марсель старался, как мог. Не для себя – для дядюшки. Если Юлия надуется на Ворона, старый греховодник расстроится, а ему вредно. – Рокэ Алва весь вечер не выпускал гитару из рук, с утра у него очень болели пальцы. Герцог вряд ли сможет играть в ближайшие несколько дней.

Ворон ушел вместе с Луиджи и Герардом, когда Марсель еще спал, и вряд ли у него болело хоть что-нибудь. Не забыть бы сказать Рокэ, что он порезал руки, а то неудобно получится.

– Ее высочество будет разочарована, – ныл ургот, – она и ее фрейлины так ждут сегодняшнего вечера.

Ну и дура. Елена, та по крайней мере раньше времени язык не распускала, вот и получила лилии, а Юлия огребет бешеный огурец, и поделом – одно слово, Пиончик.

– Господин Дежу, уверяю вас, герцог Алва не предполагал, что ее высочество желает слушать его уже сегодня.

Или, напротив, предполагал, потому и удрал ни свет ни заря. Как от девицы Окделл! Ну что поделать, если Алва не добыча, а охотник – поймал, съел, побежал дальше. Излишне прилипчивые дамы его раздражают.

– Так вы полагаете, герцог вернется поздно? – Ну сколько раз можно спрашивать об одном и том же?

– Барон, как только он появится, я скажу ему о ваших визитах и о разочаровании ее высочества. – Надо похвастаться перед дядюшкой этой фразой, он оценит. – Не сомневаюсь, монсеньор сразу же пришлет свои извинения.

И, Леворукий его знает, возможно, даже разживется пионами или этими, как их… Виконт Валме неплохо разбирался в розах, лилиях и фиалках, но мордатые розовые цветы вызывали у него изжогу, как бы эти гримасы природы ни назывались.

– В таком случае мне остается лишь откланяться.

Барон был хозяином своему слову – сказал и убрался. Марсель свернулся калачиком в кресле у камина в обществе горячего вина, засахаренных фруктов и сборника любовных виршей, среди которых попадались весьма недурные.

В девять часов зазвонили к ужину, виконт захлопнул книжку и спустился в столовую. Восседавший за накрытым на троих столом Франсуа Шантэри был хмур, как оставшийся без взятки дукс. Марсель вздохнул, готовясь к неизбежному, и неизбежное грянуло.

– Это возмутительно, – протрубил дипломат, бросая на колени хрустящую салфетку с вензелем. – Герцог Алва полагает, что может безнаказанно дразнить августейших особ. Он совершенно не думает о том, к каким последствиям приведут его шутки.

– Фи, дядюшка, – поморщился Марсель, – что за намеки… Нет, я не против первой вашей посылки, но мне категорически не нравится вывод. О последствиях герцог Алва думает, иначе барон Дежу застал бы его дома.

– Мой мальчик, – посол его величества короля Талига пристально посмотрел на Марселя, – ты совершаешь ошибку. Зачем становиться посредственным военным, если можно стать блестящим дипломатом? Я поговорю об этом с герцогом, когда он соизволит вернуться. Можешь не сомневаться.

Марсель не сомневался, а герцог не возвращался. Около полуночи дядюшка отошел ко сну. Марселю спать не хотелось, и он вновь устроился у огонька, прихлебывая вино и ставя отметки рядом с приглянувшимися стихами. Три сонета и одно рондо стоили того, чтобы заучить их наизусть. Немного подумав, Марсель решил послать их Франческе Скварца. Виконт перебрался к столу и с удовольствием переписал понравившиеся строки. Посылать даме только стихи, причем чужие, было верхом неприличия. Марсель принялся сочинять письмо и увлекся. Когда он закончил, часы показывали четверть третьего. Виконт запечатал послание и решил выпить перед сном бокал-другой, благо утром будить его было некому.

От размышлений, что лучше: кэналлийское или присланное госпожой Ругьяди мансайское, Марселя отвлекли звук хлопнувшей двери и знакомые легкие шаги. Воистину, стоит мяукнуть, и Леворукий пошлет тебе кошку.

– Доброй ночи, сударь!

– Рэй Кальперадо, – простонал Марсель, – под каким балконом вы потеряли своего патрона?

– Я ходил по поручению монсеньора, – отбарабанил утренний мучитель, – и вернулся тотчас по исполнении.

– И что же ты исполнял? – подмигнул Марсель. – Носил красоткам цветы?

– Нет, – в глазах Герарда была обида, – я был у маэстро Гроссфихтенбаума. Монсеньор велел мне прослушать все написанные им реквиемы и выбрать два, которые нам подходят.

– Ты до двух ночи слушал этого зануду и остался жив?! – возопил Марсель.