Война империй. Тайная история борьбы Англии против России - Андрей Медведев

По мнению индийской администрации, было бы логично попробовать решить проблему зыбкой границы с помощью поддержки махараджи Кашмира, который считался тогда полунезависимым государством. Вроде Хивы в русском Туркестане. Можно было бы профинансировать махараджу, чтобы он жестче обозначил свое присутствие в Читрале и обязал бы своих агентов собирать нужные сведения. Но проблема состояла в том, что доверять махарадже англичане не были готовы. Англичане знали, что правитель Кашмира тайно отправил своих доверенных людей в Ташкент, чтобы наладить контакты с русскими.

Но стратегически княжество Читрал, примыкавшее с северо-запада к Афганистану, было очень нужно англичанам. Через перевалы там шли пути не только на Памир и в Бадахшан, оттуда можно было попасть и в Джелалабад. В итоге в 1876 году правитель Читрала Аман уль-Мульк объявил о вассалитете по отношению к кашмирскому махарадже. С помощью англичан Аман уль-Мульк завоевал Гилгит, и там был построен английский форт. Но это было позже, а в то время, когда Гордон вернулся из экспедиции, сэр Дуглас Форсайт тоже приехал от Якуб-бека. Форсайт заявил вице-королю, что дела обстоят довольно плохо: вся Азия видит, как русские громят ханов, захватывают их территории, а англичане молчат. И это может заставить многих местных правителей переориентироваться на русских, то есть на тех, кто ведет себя более дерзко и воюет бесстрашно. Нормальное дело в Азии — ориентироваться на того, кто сильнее. Но тревога была обоюдной. Лондон и Калькутта беспокоились, потому что оказалось — Памир русским не преграда и потому что теперь у русских слишком много влияния и слишком много территории под контролем. А Петербург и Ташкент были раздражены поездками британцев в Кашгар, экспедициями на Памир, странными связями кокандских религиозных лидеров с Константинополем. Недоверие росло с обеих сторон. И это теперь можно рассуждать, что беспокоиться смысла не было, потому что понятна общая картина. А тогда все выглядело угрожающе.

Важную роль во внешней политике сыграла смена кабинета министров в Лондоне. Весной 1874 года, после падения либерального правительства Гладстона, к власти пришло правительство тори, а премьером стал Бенджамин Дизраэли. Политик, скажем так, разделяющий очень и очень своеобразную идеологию. Ему принадлежит такое крылатое выражение: «Все есть раса. Другой истины нет. Невежество — ваша сила». Или такое: «Рабочий класс Англии гордится тем… что он хранит свою империю». Некоторые исследователи германского национал-социализма вполне всерьез называют Бенджамина Дизраэли одним из духовных отцов нацистской идеологии. Ученый Карл Шмитт идеологию Гитлера как раз описывал, как «дизраэлизм буйно помешанного германизма». И действительно, Дизраэли заявлял, что права англичанина стоят выше абстрактных прав человека, он считал, что Британская империя несет свою особую миссию. Слово «раса» он особенно ценил, заявляя, что «опыт блуждания по всем окольным и ложным путям истории сводится к одному решению: все есть раса… Истина в том, что как прогресс, так и реакция — только слова, выдуманные для мистификации миллионов. Они ничего не значат, они — ничто… Все есть раса». Задолго до Гитлера и до печей Освенцима он говорил, что «упадок расы неизбежен… если только она… не избегает всякого смешения крови».

Этот премьер Великобритании был близким другом королевы Виктории и убежденным русофобом. Он открыто говорил, что Бог действует через расы, подводя слушателей к мысли, что это Бог определил англичанам править миром. Он как-то сумел соединить ветхозаветные идеи богоизбранности евреев с британскими представлениями об избранности английских пуритан. «Те, кто обретает причастие у Бога, могут… принадлежать только к священной расе». Надо сказать, что подобные идеи в Британии конца 19 — начала 20 века были очень и очень популярны. В книге об английском патриотизме можно вычитать такой пассаж:

«У любого приличного человека при одной мысли о браке (англичанки) с негром должна кипеть кровь… Столь модное нынче естественное равенство, принявшее форму космополитического братства… если бы и могло стать реальностью, испортило бы великие расы и полностью погубило бы гений мира»[260].

Дизраэли в одной из своих книг писал о мечте «жить в арийской стране, среди людей арийской расы, возвращать к жизни… арийский символ веры». А Суэцкий канал он называл «естественной разделительной границей» между всякими недоразвитыми народами и «Великой расой». Он сумел сделать идею империализма популярной в массах, сделать идею колониализма выгодной для каждого подданного Короны, потому что говорил о расовом превосходстве всех англичан — и лордов, и рабочих, и последнего бомжа — над недоразвитыми нациями. И каждый англичанин имеет свое право на то, чтобы получать что-то от эксплуатации огромных пространств империи. Это совпало по времени с получением избирательного права рабочими, и в одной из программных речей Дизраэли говорил о том, что рабочий класс Англии особенно горд тем, «что принадлежит к империи», что рабочий класс в Англии «отвергает политические принципы космополитизма». Он сумел вложить в головы рабочих мысль о том, что империализм напрямую связан с улучшением их социального положения. И в этом он тоже в значительной степени стал духовным наставником германских нацистов. Либеральные идеи он считал угрозой империи, а еще большей угрозой Дизраэли считал русских, которых он называл «монгольской расой». Ничего не напоминает?

Вот такой интересный человек с такими широкими и нестандартными взглядами стал главой британского кабинета министров, и внешняя политика страны сделала поворот в полном соответствии с новой идеологией. Надо сказать — и это очень важно: убеждения Дизраэли полностью разделяла и королева Виктория, которая была, вероятно, самым русофобским британским монархом. Дизраэли, который так долго критиковал своих предшественников за слабость пред русскими, собирался ситуацию менять. Пришло время жесткой наступательной политики. Именно поэтому премьер-министр предложил королеве принять титул «императрицы Индии» в 1877 году, чтобы закрепить территории за Англией. Чтобы юридически Индия считалась уже почти Британией.

Дизраэли полагал, что главное в азиатской политике для Лондона — это не дать русским упрочить позиции в Афганистане, открыть в Кабуле постоянную миссию. А например, между Кауфманом и афганским эмиром Шер Али-ханом шла довольно оживленная переписка. В 1876 году новым вице-королем Индии стал назначенец Дизраэли лорд Литтон, прежний, лорд Нортбрук, ушел в отставку, резко осудив планы в отношении Афганистана. Он заявил кабинету министров, что активизация любой деятельности в этом направлении подвергает Британию риску «новой ненужной и дорогостоящей войны» с афганскими племенами. Хотя и сам он, пока был при власти, довольно активно пытался на ситуацию в Афганистане повлиять. В сентябре 1873 года на встрече с афганскими посланниками он попытался договориться о допуске английских резидентов в различные афганские города. То есть, по сути, попросил поделиться суверенитетом. Шер Али-хан отказался, и англичане решили его сместить, а на его место назначить Якуб-хана, бывшего тогда правителем Герата.

Недалекий и жадный правитель — как раз то, что требовалось, — был недоволен деятельностью Шер Али. Английские агенты несколько раз приезжали к Якубу, вели с ним переговоры, о которых стало известно эмиру. Он не стал долго думать и посадил заговорщика в тюрьму. Вице-король лорд Нортбрук потребовал освобождения «видного оппозиционера» (шучу, конечно, формулировки такой не было, но по сути все выглядело именно так) «во имя дружбы британского правительства». Шер Али отказался. Англичане проглотили раздражение, но выводы сделали. В ноябре 1875 года лорд Нортбрук снова получил из Англии предписание все же добиться от Кабула согласия на прибытие английской миссии в Кабул. Но он попытался объяснить Лондону, что не стоит слишком давить на Шер Али, что кончится это плохо. И в итоге сменился вице-король.