Война империй. Тайная история борьбы Англии против России - Андрей Медведев

В случае осуществления Россией значительной аннексии персидской территории я не исключаю, что может возникнуть причина для войны между Англией и Россией. Англия заинтересована в поддержании свободной связи между Англией и Индией, а попытки расширения российской территории, или российский протекторат, вплоть до берегов Персидского залива стали бы настолько непосредственной угрозой Индии, что это, по моему мнению, должно оправдать применение оружия с целью сохранения нашего существующего сейчас превосходства в Персидском заливе. Но Правительству Ее Величества при подобных обстоятельствах должна быть предоставлена свобода действий, и оно должно быть освобождено от всех прежних обязательств»[251].

Один из членов совета вице-короля заявил тогда следующее: «…я, со своей стороны, в течение всей своей жизни имея возможности узнать российские чувства, не поверю ни в какую такую лояльность вообще ни со стороны Российского правительства, ни со стороны его должностных лиц или даже нации в целом».

Но толком никаких решений о судьбе Персии ни Лондон, ни Калькутта не приняли, просто не рискнули накачивать армию деньгами, или направлять инструкторов, или настраивать шаха на войну против России. Англия продолжала бомбардировать Россию меморандумами, нотами, запросами, вопросами, то есть вела бумажную и дипломатическую войну. А Российская империя тем временем присоединила Кокандское ханство. Случилось это в 1875 году.

Вообще, Петербург вполне устраивала ситуация, сложившаяся в отношениях с Кокандом к тому моменту. Хан Худояр был вполне лоялен, понимал, что Англия далеко и даже Индия не очень близко, а русские в одном дневном переходе. С Российской империей хан не воевал и даже заключил такой договор о протекторате, который сделал его практически вассалом Петербурга. Покорять Коканд не было смысла. А главное, на это не было денег. В бюджете не хватало средств даже на восстановление Черноморского флота, не то что на подчинение новых земель. Но проблема была в том, что хан Худояр был очень, очень алчным человеком. И потому он вводил все новые и новые налоги, заставлял подданных работать на себя бесплатно, у людей отбирали продовольствие, товары, орудия труда. Известен такой факт: когда три десятка крестьян не пришли рыть ханский арык, потому что убирали свой скудный урожай, их зарыли по шею в землю и оставили в таком положении умирать. Заодно хан решил, что ему можно немного пограбить русских купцов.

В Ташкенте все эти безобразия видели, и Кауфман предупреждал зарвавшегося хана, что добром дело не кончится: «Лучшие люди идут против Вас, и народ неспокоен. Если Вы не перемените образа вашего управления народом и будете неласково обращаться с русскими, то я Вам предсказываю дурной конец»[252].

Хан, как это принято на Востоке, никого не слушал, и в 1875 году началось восстание, к которому присоединился сын Худояра, наследник престола Насреддин. Но во главе заговора стояли трое: Абдуррахман Автобачи, сын одного из прежних регентов хана, его звали Мусульман-кул, мулла Исса-Аулие и брат хана, правитель Маргелана Султан-Мурад-бек. И в принципе в Ташкенте к событиям отнеслись поначалу спокойно — мало ли бунтов видела Азия. Тем более вся Азия знала, что когда-то Худояр казнил Мусульман-кула и у его сына были основания хана не любить. Вмешиваться в эту смуту не собирались. Но восстание приняло религиозную окраску. Потому что исламские богословы, проповедовавшие на стороне восставших, обвинили во всем Россию и русских. Дескать, это их волю выполнял Худояр, творя свои беззакония. А к чему ведут подобные проявления, можно посмотреть на примере хотя бы Украины. Или Сирии. Враг, потому что не тот нос. Потому что москаль, и у него не мова, а язык. Враг, потому что читает намаз не так. Враг, потому что не христианин, мусульманин, еврей. Примитивные схемы работают наиболее эффективно. Когда волнения в Коканде только начались, Михаил Скобелев попросил снова перевести его служить в Туркестанский военный округ. Он был уверен, что войны не избежать. Русский военный историк и военный инженер Алексей Николаевич Маслов, участник Хивинского похода, Русско-турецкой войны 1877–1878 годов и похода на Геок-Тепе, сослуживец генерала Скобелева, в своем труде «Завоевание Ахал-Теке» приводит отрывок из биографии Скобелева, которую тот не успел завершить. А вот как раз события в Коканде генерал описать успел подробно. Позволю себе обширную цитату:

«Лично я, томимый жаждой деятельности, отчаиваясь на скорое начало военных действий, решился предложить генерал-губернатору двинуться в Кашгар, через все ханство Кокандское и представить ему военно-стратегическое описание Ферганы и Кашгара. Генерал-губернатор сначала колебался, но, как часто бывает, неожиданный случай помог нам: на Чаткале, в верховьях реки Ангрена, на самой границе русско-кокандских владений, поднял знамя бунта против хана родной его племянник Абдулкерим-бек. Разбитый ханскими войсками, Абдулкерим бежал в русские пределы, где и был схвачен. Генерал-губернатор, стремясь к сохранению мирных отношений, которые настоятельно требовались от Петербурга, решился выдать Абдулкерим-бека Худояр-хану и воспользоваться этим случаем, чтобы вновь посоветовать хану изменить свое отношение к народу, а также доставить нам возможность изучить ханство Кокандское и доступы в Кашгар через Алайский Тянь-Шань. Посланником к Якуб-хану был назначен я, а посланником к Худояр-хану — покойный статский советник Вейнберг. Генерал-губернатор снабдил нас письмами и богатыми подарками на сумму более 20 000 рублей; посольство до Коканда должно было следовать вместе. Простившись с генерал-губернатором, мы двинулись в путь 10 июля 1875 г., оставив Ташкент во всем блеске его беззаботной, даже роскошной полуазиатской-полуевропейской жизни; войска округа стояли в лагере по садам, состоялось распоряжение о предстоящем отпуске бессрочно отпускных, которых, помнится, в этом году впервые хотели отправить не пешком, а на верблюдах. Словом, ничто не предвещало близость грозы.

В Ходженте присоединился к нашей миссии Абдулкерим-бек и при нем конвой в 22 сибирских казака, и мы торжественно двинулись, везде встречаемые властями и провожаемые с большим почетом.

Абдулкерима везли в арбе, и бедный мальчик грустно смотрел кругом, убежденный, что дядя немедленно прикажет его зарезать. То обстоятельство, что у Вейнберга в кармане было письмо, в котором генерал-губернатор именем Государя требовал помилования Абдулкерима, было ему неизвестно. Въехали в Коканд мы вечером и остановились в доме мирзы Хакима — парваначи (имеется в виду кокандский Посол. — Прим. авт.), который встретил нас крайне радушно и гостеприимно. Правда, кормили сальным азиатским пловом и изюмом, но в шампанском недостатка не было.

Город Коканд произвел на меня волшебное впечатление: дворцы, сады, мечети, богатейший базар, — все это ставит Коканд в ряду лучших азиатских городов. Коканд не уступает Самарканду. Разумеется, аудиенция у хана не могла состояться очень скоро, тому препятствовал азиатский этикет. Принимал он нас, кажется, 17-го числа, окруженный двором более чем в 5000 человек. Все окружающее хана представляло вид азиатской пышности, и только сам повелитель встретил нас скромно, сидя в уголку одной из великолепных арабских зал дворца. Хан сидел даже не на ковре, а на старой истрепанной кошме, одет он был в зеленый халат, на голове громадная белая чалма. Когда мы вошли, Худояр играл четками и, не спуская глаз с Корана, шептал молитву. Как было установлено, мы с Вейнбергом сели, не ожидая приглашения хана, что, видимо, было ему неприятно, засим Вейнберг, передав хану письмо генерал-губернатора, объяснил ему, что мы привели на двор Абдулкерима-бека и что отныне его племянник находится в его руках. Хан молча кивнул головой и приказал ввести Абдулкерим-бека; бледный как смерть, вошел юноша и, не доходя до хана саженей пятнадцать, повалился в ноги и громко стал кричать: «Девлет зарет бу сын!» («О великий государь!»). Хан несколько минут равнодушно на него смотрел и совершенно спокойно при нас отдал приказание отвести его к палачам и казнить на дворе. Этого только и дожидался Вейнберг; спокойно попросил он обождать хана с исполнением приказания, пока не прочтет второе письмо генерал-губернатора. Хан молча прочел письмо, изменился в лице, но тут же с редким самообладанием сказал нам, что просьба его друга для него закон, и приказал отпустить Абдулкерима на все четыре стороны. Во время движения от Ходжента к Коканду мы очень полюбили Абдулкерим-бека, а потому, во избежание случайностей, предложили ему оставаться при посольстве. 17 июля в Коканде все казалось спокойным. Правда, наш домохозяин мирза Хаким казался особенно задумчивым, но, по азиатскому обычаю, он ни слова не проронил при нас о событиях дня.