Королева пламени - Энтони Райан

Плетельщик посмотрел на свою руку, растопырил проворные пальцы.

— Брат, у него был великий Дар, и искушение возникло огромное. Потому я взял, но самую малость. Если бы я забрал все…

Он покачал головой, и в его лице были страх и стыд.

— Эта песнь слаба, но, если хорошо вслушаться, можно понять ее. Она руководит мной, говорит, куда мне следует идти. Песнь позвала меня вслед за вашим братом в Алльтор, привела к королеве, когда та нуждалась в исцелении, и на корабль, отплывший в эту землю. А сейчас она говорит мне идти в Волар, и теперь я ее очень хорошо слышу.

Он похлопал Френтиса по колену, встал, окинул напоследок взглядом зал совета.

— Тут убивали детей, чтобы закрепить людской выбор приношением богам. Родители считали великой честью, если жребий выпадал их ребенку. Я пойду. Мне нужно поговорить с политаями. Они все настойчивей требуют объяснений всего и вся.

Он поднялся и пошел вверх по ступеням.

Губы красного обгорели, плоть местами отвалилась, зубы и десны торчали, словно обнаженные в непристойной ухмылке. Ваэлин не мог избавиться от ощущения, что ведьмин ублюдок смеется, наслаждается финальным триумфом.

Из сожженных уст вырвалось бульканье, хрип, разбрызгалась слюна и кровь. Лишенные век глаза уставились на Ваэлина. Ублюдок умоляет? Насмехается? Ваэлин присел, наклонился, чтобы уловить слова среди нечленораздельного шипения. Красный трясся и содрогался, тыкал языком в зубы, пытался выговорить слова.

— Ос-с-тал-ся один… больш-ше нет-т…

— Где?

— Уб-бей ме-ня…

Ваэлин посмотрел в налитые кровью глаза твари. Они казались просто дырами в никуда. Плоть на лице прогорела до кости.

— Да, я тебя убью, — пообещал Ваэлин.

Тварь поперхнулась, зашевелила языком в попытках произнести слово. Наконец она выдавила: «Альпи-ран…»

Ваэлин встал и подошел к Мудрому Медведю с Эрлином.

— Он говорит, есть еще один, далеко отсюда. Это важно?

— Важно для чего? — спросил Эрлин.

Ваэлин не ответил, но пристально поглядел на шамана. Тот замялся, посмотрел на красного и сказал:

— Неважно. Последнему придется остаться в украденном теле.

Ваэлин глянул на изуродованную почернелую тварь, лежащую среди камней. Замелькали быстрые, страшные, злые мысли: пусть мучается до последнего мгновения, пусть Асторек напустит волков, пусть раскаленное лезвие в глаза…

Его отвлек плач Кары. Ваэлин посмотрел на дальний край хребта, где гвардейцы Орвена сооружали погребальный костер. Кара уткнулась лицом в грудь Орвена и плакала. Неподалеку молча стояли сентары. Бой с куритаями унес половину их людей. Кираль стояла с Альтурком. Опершийся на копье, мокрый от пота талесса остановился рядом. Альтурку тяжело дался подъем.

— Прикончи его. Как — твое дело, — мотнув головой в сторону обгорелой твари, сказал Ваэлин и пошел к погребальному костру.

Потом Ваэлин сидел на краю обрыва. За спиной догорал костер, солнце опускалось за горы. На дне долины горцы еще обдирали воларских мертвецов. Победа тут же возродила прежнюю вражду, горцы разделились на группы и ожесточенно ссорились из-за добычи. Ругательства и проклятия разносились на всю долину. Без сомнения, каждый вождь считал себя главой войска и требовал причитающуюся главарю долю.

Ваэлин молчал, когда горел костер, когда завернутые в меха тела Дарены и Маркена корчились в огне, когда живые говорили прощальные речи мертвым. Даже Альтурк выдавил пару слов о тех, кто погиб за общее дело, Затем все понемногу разошлись, Кара все время плакала. Может, она так всю жизнь и проплачет?

— Почему это не важно? — осторожно, но настойчиво спросил Эрлин.

Ваэлин посмотрел на него, затем снова обратил взгляд на долину и мертвых, раздетых донага, белеющих в подступившем сумраке. Мертвецы лежали словно в капле воды, широкий край у реки, узкий — у западного края долины, куда они бежали в попытке спастись. Но, похоже, не спасся никто. Ни горцы, ни люди льда не щадили воларцев. Мертвых тоже не считали. Люди льда были счастливы, что обезопасили свое будущее, а горцы вряд ли умели считать больше, чем до десяти. Сколько же здесь пало? Шестьдесят тысяч? Семьдесят?

— Что ты еще увидел в камне? — не отставал Эрлин.

— Ты прожил бесчисленные века на этой земле, собрал знания множества человеческих жизней — но ты ни разу не пробовал покончить с Союзником. Наверняка возможности появлялись и раньше. Ты же говорил, что тебя многие искали. Отчего ты решил бороться именно сейчас?

— Раньше я всегда знал, что борьба окажется безнадежной и, скорее всего, фатальной для меня.

— Но теперь-то она уж точно фатальна для тебя. Мне показал это камень, — сообщил Ваэлин.

Эрлин присел рядом, посмотрел в долину, откуда еще доносились крики и ругательства.

— Мой Дар притянет его.

— Да.

— И как ты это сделаешь?

— Выбор не в моей воле, — ответил Ваэлин, встал и подошел к костру.

Пламя угасло. Над кучкой пепла вился слабый дымок. Ваэлин знал, что если всмотрится, то различит кости Дарены среди пепла, и закрыл глаза. Вряд ли она хотела бы, чтобы ее мужчина мучил себя.

— Ты говоришь, что я могу просто уйти? — удивленно произнес Эрлин. — Вот так запросто уйти прочь?

— Завтра утром мы выступаем на Волар. Думаю, там и придет ожидаемый нами финал. Надеюсь, ты присоединишься ко мне. Если нет — я пойму.

— Что нас ожидает в Воларе?

Ваэлин посмотрел на вьющиеся струйки дыма, поднимающиеся в ночь, теряющиеся среди звезд. Быть может, Союзник поймал ее так же, как и Ваэлина? Быть может, Союзник терзает ее, превращает в тварь, подобную недавно умершей?

— Там ожидает ящик, полный всем и ничем, — ответил Ваэлин.

Теперь коней с лихвой хватало на всех, хотя сентары предпочли бы своих крепких пони большим и покорным воларским лошадям.

— По крайней мере, будет что съесть, когда придут холода, — заметил Альтурк, обрезал подпругу и с презрительной гримасой сбросил седло.

Ваэлин провел утро в пререканиях с вождями горцев. Почему-то они все считали, что им придется драться с Волчьим народом за земли.

— Мы не хотим драться за ваши земли. Мои люди уже возвращаются в тундру, — твердил им отчаявшийся Асторек и повторял для Ваэлина на языке Королевства.

Облачившийся в богато отделанный воларский панцирь Хиркан гордо стоял с топором в одной руке и трофейным коротким мечом в другой; он что-то хмуро сказал.

— Он хочет знать, какой мы потребуем дани, — перевел шаман.

Ваэлину быстро и смертельно наскучили нелепые дрязги и глупые подозрения горцев. Сейчас они казались ничтожными и постыдными.