Весна народов. Русские и украинцы между Булгаковым и Петлюрой - Сергей Беляков

Выборы на III Всеукраинский съезд Советов и в местные Советы проводились по такой избирательной системе, что явно дискриминировала украинскую деревню. Так, в городе избирательный участок в 7000 жителей избирал одного делегата, а в деревне одного делегата избирали 30 000–40 000 человек. Непропорционально много избиралось и красноармейцев: «Все это может дать представление о том, что это был за съезд, на котором судьбу Украины должны были решать курские и рязанские красноармейцы»[1444]. Правда, именно этот съезд провозгласил создание новой Украинской Социалистической Советской Республики и принял ее конституцию, но эта независимость была эфемерной. Даже Украинская советская армия подчинялась реввоенсовету Российской республики и лично товарищу Троцкому вплоть до июня 1919-го, когда и эта формальная независимость была ликвидирована и украинские советские дивизии стали частью Красной армии.

Большевики стремились перенести Гражданскую войну в деревню, противопоставив бедняков «кулакам». Весной 1919-го по инициативе товарища Пятакова на Украине начали создаваться комбеды – комитеты сельской бедноты («комітети незаможного селянства»). Такие комитеты в России уже довели до «кулацких мятежей», то есть до крестьянских восстаний. Теперь пришла очередь Украины.

Весной 1919-го на Украину распространили действие декрета о продразверстке на хлеб. Цель декрета понятна: накормить прежде всего Красную армию, накормить жителей голодающих городов. Большевики, марксисты-догматики, запретили торговлю и ввели систему пайков, распределяя продовольствие между жителями. Но распределять было практически нечего. Крестьяне не хотели отдавать продовольствие даром, советские деньги обесценились, а городских товаров для прямого товарообмена с деревней не хватало: многие заводы и фабрики стояли еще с 1917-го. Поэтому продразверстка неизбежно превратилась в простую реквизицию зерна.

Украина была жизненно необходима Советской России, страдавшей от экономической блокады, развернутой державами Антанты. Белогвардейцами были захвачены самые богатые зерном, хлебные губернии. В Москве и Петрограде царил голод. Украинский хлеб, украинский сахар были товарами стратегическими, не менее важными, чем металл и уголь Донбасса. И всю первую половину 1919 года большевики стремились выкачать из Украины как можно больше продовольствия. Как мы помним, еще в 1917 году селяне начали самовольно распахивать под пшеницу плантации сахарной свеклы, лишив сахарорафинадные заводы источников сырья. И большевики тогда селян поощряли. Теперь же ситуация изменилась кардинально. Земли объявили государственной собственностью и начали их просто отнимать у селян, переводить в распоряжение государственного треста Главсахар. Шаг, обоснованный экономически, ведь сахар был особо ценным, дефицитным товаром, стал неожиданным и тяжелым ударом по украинской деревне. Все завоевания революции таяли на глазах. И не контрреволюционеры-белогвардейцы, а сами революционеры-коммунисты отнимали землю и хлеб.

Вот как видел задачу своей работы нарком продовольствия советской Украины Александр Шлихтер[1445]: «Богатая Украина, хлебная Украина – наша: не будет голодать московский пролетариат»[1446]. Так что важнейшей задачей для Украины стало снабжение Москвы[1447].

Украинские националисты трактовали большевистскую политику вполне однозначно: на Украине установилась «диктатура одной небольшой части пролетариата (русского) над другой частью пролетариата (украинской) и над всем украинским селянством», а сама Украина стала «колонией России»[1448]. Социал-демократ Винниченко, обходя критикой Ленина, обвинял во всем Пятакова и его соратников, русских с Украины. Ненавистная «пятаковщина» под предлогом «защиты революции, интернационализма и тому подобных хороших и справедливых идей» проводила старую царскую, черносотенную «политику русификации и уничтожения украинской национальности. Она раздувала национальную вражду, обостряла противоречия между социалистами двух наций, пугала Москву украинским “шовинизмом” и “мелкобуржуазностью”»[1449].

Правда, Винниченко и его бывшие товарищи по Директории забыли прибавить, что с деревней русской большевики обращались точно так же, как с украинской. Так что в колонию превратили, если уж на то пошло, всю крестьянскую страну от украинского Подолья до Поволжья[1450]. Метрополией выступала не нищая, ограбленная Россия, а некий «авангард мировой революции».

Много ли «заготовленных» продотрядами муки, зерна и других продуктов досталось голодным горожанам или хотя бы Красной армии? Или же они сгнили, были съедены мышами на складах?

Уже в январе вместе со Шлихтером из России прибыло 87 продотрядов общей численностью в 2500 человек. Это было только начало. Продотряды прибывали и позднее[1451]. Реквизировать у крестьян должны были только «излишки», но понятие «излишки» трактовалось весьма широко. Продразверстки превратились в простую реквизицию хлеба у крестьян. Крестьяне, естественно, не хотели отдавать хлеб даром, прятали его, продотрядовцы искали утаенное зерно и муку. Злоупотребления приняли такой масштаб, что даже товарищ Межлаук (нарком по военным делам в правительстве УССР) возмутился и в телеграмме В.И.Ленину написал о «продработниках», что воспринимают «Украину как обетованную страну, откуда можно многое черпать без учета»[1452]. А сам командующий Украинским фронтом Антонов-Овсеенко в апреле 1919-го направил Ленину записку, где критиковал и земельную, и национальную политику своих товарищей-большевиков: советовал «заставить наезжих “великороссов” с величайшим тактом относиться к местным людям и местным особенностям» и «прекратить хищническое (хапающее) отношение к хлебу, углю Украины»[1453]. В мае он будет писать о «бестактном отношении центральных властей к национальным чувствам Украины»[1454]. Но исправить все пороки национальной политики в короткий срок было невозможно.