Корабль мечты - Лука Ди Фульвио

Святой тоже его узнал. Он не скрывал своей неприязни к Меркурио и смерил парня исполненным отвращения взглядом.

– Попридержи язык, – приказал офицер, а потом повернулся к своим людям. – Заведите его внутрь.

В этот момент Меркурио, сам не понимая, что делает, повернулся к офицеру и ударил его головой в лицо.

Солдаты ошеломленно отпрянули. Они настолько растерялись, что Меркурио успел воспользоваться моментом и бросился бежать.

Дрожа от боли, командир со сломанным носом упал на землю.

– Арестуйте этого ублюдка! – крикнул он своим людям.

Но Меркурио уж и след простыл.

– Держите его! – кричал офицер. Кровь хлестала у него из носа.

– Я знаю, кто это, – заявил Святой. – И я полагаю, что знаю, где он живет.

Меркурио улепетывал по площади Сан-Марко. Солдаты гнались за ним, но из-за тяжелых доспехов они быстро запыхались. Оторвавшись от преследователей, Меркурио вскочил в лодку и вернулся в Местре, где направился к дому Анны. Кроме Джудитты был всего один человек, который, возможно, сумеет ответить на его вопрос.

– Мне нужно поговорить с вами, доктор, – сказал он Исааку.

Тот как раз обрабатывал нарывы очередной больной проститутки. Повернувшись, доктор посмотрел на Меркурио и кивнул.

Они молча пошли прочь от хлева и остановились только у валуна рядом с поилкой. Двое мужчин стояли плечом к плечу, не глядя друг на друга. Меркурио чувствовал слабость, но понимал, что ждать дальше нельзя. Нужно было все выяснить, понять, сможет ли разгореться пламя из той искры надежды, что теплилась в нем целый день, или же этой искре суждено угаснуть.

Исаак молчал. Он молча стоял там, глядя, как зноится в мареве земля. Меркурио набрал побольше воздуха в легкие и нерешительно, с какой-то робостью даже, повернулся к доктору.

– Почему? – спросил он.

Исаак помедлил, словно ожидая, пока это слово отзвучит свое.

– Потому что она любит тебя, мальчик мой. – В его голосе слышалось тепло и сочувствие.

И тогда Меркурио охватил неодолимый страх.

– Помогите мне… – пробормотал он.

– Sigillum diaboli[13], – сказал Святой. – Ты знаешь, что это значит, еврейка?

Джудитта в страхе смотрела на него. После ночи, проведенной в сырой и мрачной темнице, ее в предутренних сумерках привели в эту комнату, где на одной стене висели пыточные инструменты, а на другой виднелись цепи и кандалы. В центре большого сырого помещения стоял стол.

Святого вызвали на этот процесс дознавателем, потому он стоял сейчас перед Джудиттой рядом с широкоплечим палачом.

– Итак, ты знаешь, что такое sigillum diaboli? – повторил брат Амадео.

Джудитта испуганно покачала головой.

– Хозяева ставят клейма на свой скот, чтобы показать, кому он принадлежит, – ухмыльнулся доминиканец. – По той же причине твой господин, дьявол, сам Сатана, оставил на тебе свою печать. – Амадео шагнул к ней. – И эту печать я сейчас найду, ведьма.

Джудитта дрожала от страха.

– Займись своим делом, палач, – сказал Святой. – Ибо длань Господня уже простерлась над тобою.

Палач принялся точить бритву о полоску кожи.

– Раздевайся, – равнодушно произнес он. Очевидно, он просто выполнял свою работу.

– Нет… – прошептала Джудитта. Глаза ее расширились от ужаса, девушка отпрянула, прикрывая грудь руками, точно была уже обнажена.

Палач повернулся к двум солдатам, которые привели сюда Джудитту.

– Разденьте ее, – устало сказал он.

– Нет… – взмолилась Джудитта, оглядываясь. Точно испуганная птичка, девушка метнулась к двери и заколотила по ней ладонями.

Эта дверь, отделявшая ее от мира свободы, была сделана из дерева лиственницы и укреплена железными оковами. Джудитта в отчаянии заскребла по ней ногтями.

– Нет, прошу вас, не надо! – крикнула она, когда солдаты схватили ее.

Стражники притащили ее в центр комнаты.

– Если будешь сопротивляться, они сорвут с тебя одежду, – спокойно объяснил ей палач. – И когда мы закончим осмотр, тебе нужно будет одеться, а твое платье будет уже порвано и тебе нечем будет прикрыться.

– Прошу вас…

– Не сопротивляйся, и тогда они разденут тебя осторожно, – повторил палач.

Тогда Джудитта, сдавшись, опустила руки. Солдаты расшнуровали ей корсет, а девушка, понурившись, смотрела в пол, и горячие крупные слезы текли по ее щекам.

– С чего начнете осмотр, дознаватель? – спросил палач, когда Джудитта оказалась полностью обнажена.

Святой указал на ее пах.

– Положите ее на стол, – приказал палач.

Оба стражника подняли Джудитту и уложили ее на деревянный стол, оснащенный кандалами. Они связали руки у нее над головой, а щиколотки закрыли в кандалы по углам стола. Только тогда палач подошел к ней и защелкнул широкие металлические оковы у нее на поясе и бедрах, так что Джудитта совсем не могла больше пошевелиться. Затем он потянул за рычаг, и часть стола разошлась, раздвинув Джудитте ноги. Она по-прежнему не могла шевелиться. Палач показал ей бритву.

– Не дергайся, иначе я могу тебя случайно порезать, – сказал он.

И принялся за дело. Вначале он вылил ей на промежность кружку воды, затем плеснул мыльный раствор, осторожно растер на волосах, вспенивая и касаясь пальцами только лобка. Затем он начал брить ее. Джудитта закрыла глаза, стараясь не кричать.

Сбрив ей волосы в промежности, он плеснул еще воды, чтобы смыть остатки мыла.

– Она готова, – сказал он Святому.

Брат Амадео приблизился и взглянул на нежную плоть ее лона. Он знал, что из такого же лона и сам появился на свет. Его мать, наверное, была не старше этой жидовки, когда родила его. Такой же пухлый лобок манил его отца, брата Ринальдо да Кортона, монаха-травника из ордена доминиканцев, ордена братьев-проповедников. Такое же лоно совратило его, обрекло на вечный позор.

– Щипцы, – приказал он, указывая на промежность Джудитты.

Палач удивленно посмотрел на него.

– Зачем нам щипцы? – спросил он. – Если вы не хотите прикасаться к ней, я сам все сделаю.

– Щипцы! – повысил голос Святой. – Этой ведьме слишком часто удавалось уходить от моего правосудия, чтобы теперь я мог положиться на твои руки.

– Ну, сейчас ей деться некуда, – стоял на своем палач.

Брат Амадео угрожающе двинулся в его сторону. Он был на полторы головы ниже палача, но тот отступил: голубые глаза Святого горели огнем, зрачки сжались, став размером с игольное ушко.