Ангелы и Демоны - Дэн Браун

— Когда Бог на вашей стороне, никакого рисканет, — ответил Карло Вентреска. — А это было Божье дело.

— Вы — сумасшедший! — воскликнула девушка.

— Миллионы получили спасение.

— Погибли люди!

— Но были спасены души!

— Скажите это моему отцу и Максу Колеру!

— Люди должны были увидеть высокомерное бездушие ЦЕРНа.Разве не вы создали каплю, способную превратить в пар несколько городскихкварталов? И вы еще осмеливаетесь называть меня сумасшедшим! — Камерарийпочувствовал, как в нем нарастает гнев. — Те, кто верит, проходят радиСоздателя через великие испытания! Бог потребовал от Авраама принести в жертвусвое дитя! Бог повелел Иисусу пройти через распятие! И теперь, когда мы смотримна изображение распятого Христа — окровавленного и страдающего, — мывспоминаем о могуществе сил зла. Это заставляет наши сердца быть бдительными!Раны на теле Христовом являются напоминанием о силах тьмы! Раны на моем телевопиют о том, что зло живо. Но одновременно они возвещают и о том, что дело Божиевосторжествует!

Его крик замер, эхом отразившись от дальней стеныСикстинской капеллы, после чего под ее сводами воцарилась мертвая тишина.Казалось, что остановилось само время. За спиной камерария видна была картинаСтрашного суда, какой ее представлял себе Микеланджело… Иисус сбрасывалгрешников в ад. На глаза Мортати навернулись слезы.

— Что же ты натворил, Карло? — шепотом спросил он,закрыв глаза. По щекам старика катились слезы. — Неужели и егосвятейшество…

Под сводами капеллы раздался вздох многих людей, и во вздохеэтом слышалась невыразимая боль. Все находящиеся в Сикстинской капелле до этогомомента старались не думать о смерти понтифика.

Да, папа скончался от яда.

— Гнусный лжец! — бросил камерарий.

— О чем ты? — спросил потрясенный Мортати. —Он был человеком кристальной честности! И он… так тебя любил.

— А я его! О, как я его любил! Но он предал мою любовь!Он нарушил обет, данный Богу!

Камерарий знал, что сейчас они его не понимают, но, когда оним все расскажет, весь ужас содеянного покойным понтификом дойдет до ихсознания. Они увидят, что его святейшество был одним из самых мерзких лжецов завсю историю церкви. Камерарий помнил все подробности той ужасной ночи. Онтолько что привез из ЦЕРНа новость об акте Творения, совершенном Леонардо Ветра,и об ужасающей мощи антивещества. Камерарий не сомневался, что понтифик увидитвсю опасность, которую несет с собой это открытие, но святой отец не узрел вэтом научном прорыве ничего, кроме надежды. Он даже сказал, что Ватикан мог быфинансировать работу Ветра. По мнению понтифика, это было бы жестом доброй волипо отношению к научным исследованиям, обещающим благие духовные последствия.

Безумие! Неужели Ватикан будет оплачивать работу, котораяпревратит церковь в ненужный пережиток? Работу, которая приведет краспространению оружия массового уничтожения? Оружия, которое убило маму…

— Нет… вы не смеете этого допустить! — выкрикнулкамерарий.

— Я в неоплатном долгу перед наукой, — ответилпапа. — Есть нечто такое, что я скрывал всю свою жизнь. Когда я был молодым,наука преподнесла мне замечательный подарок. И об этом даре я никогда незабывал.

— Не понимаю. Чем наука могла одарить человека,посвятившего свою жизнь Богу?

— Все очень сложно, — ответил папа, — и длятого, чтобы ты меня понял, потребуется время. Но есть один простой факт,который тебе следует знать. Я скрывал его все эти годы. Думаю, настало времяподелиться с тобой моей тайной.

После этого понтифик сообщил ему ужасную правду.

Камерарий, сжавшись и подтянув колени к подбородку, лежал впыли перед гробницей святого Петра. В Некрополе было прохладно, но холодускорял свертывание крови, сочившейся из ран, которые он нанес себе сам. Егосвятейшество здесь его не найдет. Здесь его никто не сможет найти…

«Все очень сложно, — продолжали звучать в его мозгуслова папы, — и для того, чтобы ты меня понял, потребуется время».

Но камерарий знал, что никакое время не поможет ему понять.

«Лжец! А я так верил в тебя! БОГ верил в тебя!»

Понтифик единым словом разрушил тот мир, в котором он жил.Все то хорошее, что видел камерарий в своем наставнике, в один миг оказалосьразбитым вдребезги. Страшная правда с такой силой пронзила сердце клирика, что,выбежав из папского кабинета, он едва не потерял сознание. В коридоре егостошнило.

— Подожди! — кричал ему вслед понтифик. — Даймне тебе все объяснить!

Но камерарий убежал прочь. Да и как мог его святейшестворассчитывать на то, что камерарий как ни в чем не бывало сможет теперь выноситьего общество?! А что, если еще кто-то узнает об этом ужасном грехе? Страшноподумать, какой удар это нанесет церкви! Ведь это означает, что данный папойсвященный обет ровным счетом ничего не стоит.

Им овладело безумие. Оно гремело в его ушах вплоть до тогомомента, когда он очнулся у подножия гробницы святого Петра. Именно в этотмомент к нему впервые явился разгневанный Господь. Гнев Творца был страшен.

Я ТВОЙ БОГ, И Я ЖАЖДУ МЕСТИ!

После этого они вдвоем принялись строить планы. Вместе имудастся спасти церковь и восстановить веру в этом безбожном мире. Зло прониклоповсюду. А мир отказывается его замечать! Действуя вдвоем, они сумеют сорватьсо зла все покровы, и люди прозреют… Бог восторжествует! Ужас и надежда!Испытав их, мир снова уверует!

Первое испытание, предложенное ему Творцом, оказалось нестоль страшным, как предполагал камерарий. Он должен будет всего-навсегопроскользнуть в папскую спальню… наполнить шприц… и закрывать ладонью ротлжеца, пока тот будет биться в предсмертных конвульсиях. В лунном свете он увидитвылезающие из орбит глаза грешника, пытающегося ему что-то объяснить.

Но эти объяснения никому не нужны.

Папа уже сказал более чем достаточно.

— У папы был ребенок, — обличительным тономпроизнес камерарий, стоя рядом с алтарем Сикстинской капеллы.

Эти три коротких слова произвели впечатление разорвавшейсябомбы. Казалось, все кардиналы отреагировали на заявление клирика совершенноодинаково. В обращенных на камерария взглядах осуждение сменилось чувствомглубокого отвращения. Но в глубине души они молили Бога представитьдоказательства того, что священник ошибается.

У папы был ребенок…