Сны инкуба - Лорел Гамильтон

Ричард все ещё лежал на боку. Они лежали почти в одной позе,только голова Ричарда указывала прочь от двери, а Жан-Клод наклонил её всторону двери.

— Так нечестно, — сказала я. — Чтобы вы двое,одновременно.

— Что ты хочешь этим сказать, ma petite?

Но он был слишком доволен собой, чтобы вопрос был искренним.

— Ты наперёд знал, сволочь ты этакая!

— Я ничего не знал, но всегда есть надежда.

Мне трудно было дышать, точнее, дышать ровно. Я замоталаголовой, и полотенце стало разматываться. Я его поймала и так и осталась стоятьс полотенцем в руке. Оно было мокрое и холодное. Меня трясло, и не только отмокрых волос на шее.

— Ричард, ты же в ботинках ложишься на шёлковыепростыни. Неужто тебя не учили, что такие туристские ботинки на шёлк не кладут?

Он даже не пытался сделать вид, что говорит всерьёз. Ондразнился, но дразнил он не Ричарда.

Ричард просто сел, красиво играя мышцами живота, положилногу на колено и стал расшнуровывать ботинок. При этом он на меня не смотрел,но знал, что я на него смотрю.

Надо было уйти. Действительно надо было. И я это знала, нопочему-то стояла и смотрела, как Ричард бросает на пол первый ботинок. От звукая вздрогнула.

Он глядел на меня, снимая второй, или смотрел, как я на негосмотрю. А я как птичка, про которых рассказывают, что их завораживают движениязмеи. Такой красивой, такой греховной, такой опасной. А он, черт побери, всеголишь снимал ботинки. Не должно было это столько для меня значить, да и вообщени для кого.

Бросив оба ботинка на пол, Ричард снял с себя толстые носки,не ожидая ни от кого напоминаний, и снова лёг на живот — босые ноги напростыне. Он смотрел на меня через плечо, и волна волос едва закрывала емуглаз. И вид получался одновременно и игривый, и мудрый. Как у падшего ангела —невинность и обещание греха в одном взгляде. Отличный вид.

Такого вида я в жизни не думала увидеть у Ричарда. Простоэто совершенно на него не похоже.

— Сколько в этом от тебя, Ричард, а сколько от него?

Он лежал на шёлке, и сейчас перевернулся на спину движениемодновременно собачьим и кошачьим. Или, может быть, у меня предрассудок, будто усобак нет той текучей грации, что у кошек, когда они переворачиваются черезспину. Руки Ричард вытянул над головой, длинное тело от пальцев ног до пальцеврук потянулось с усилием, а потом он лёг спокойно и расслабленно. Положил рукина живот и улыбнулся мне с той же смесью невинности и греха.

— Точно не знаю, — ответил он голосом чуть болеехриплым, чем должен был быть на этой стадии.

— И тебя это не пугает?

Мой голос по-прежнему звучал с придыханием, но теперь подругой причине.

Ричард нахмурился — небольшая морщинка легла междутемно-карими глазами. Потом он покачал головой.

— Не пугает. Я сейчас так спокоен, как уже много днейне был.

Я перевела взгляд на Жан-Клода, который лежал, опираясь нагруду подушек, и алые простыни отлично гармонировали с чернотой волнистыхволос.

— Слушай, прекрати ты быть так чертовски живописен. Тымутишь ему ум.

— На самом деле нет.

— Что значит «на самом деле»?

— То, что я не нарочно. Я тоже пока ещёприспосабливаюсь к этому новому уровню силы, ma petite. Меня пугает случившеесяс Дамианом и Натэниелом. Я подумал: хорошо бы, чтобы она не так бояласьНатэниела и того, что он от неё хочет. Клянусь тебе, только это я и подумал,ничего больше, а сегодня утром узнаю, что ты с ним перешагнула те черты,которых клялась не перешагивать.

— Ты хочешь сказать, что это ты меня заставил?

— Non, ma petite. Я хочу сказать, что пожелал тебеменьше бояться того, чего ты хочешь, и ты стала меньше бояться. Я не знал, чтоэто может возыметь эффект, воздействовать на тебя, узнал только несколько минутназад, когда подумал: хорошо бы, чтобы Ричард не так боялся того, чего он хочет— и вот, он не боится.

— Ты слышишь, Ричард? Он на тебя действует вампирскойсилой.

Ричард лениво мне улыбнулся:

— Мне стало спокойнее; меньше страха, меньшепротиворечий. Я даже сам не понимал до сих пор, как мне плохо.

— Хорошо; я боюсь за нас обоих. Если ты действительновоздействовал на меня сегодня, почему же я собираюсь выйти из этой комнаты?

— Я только подумал, что хорошо бы, если ты меньшебудешь бояться того, что хочешь от Натэниела, а он от тебя. Насчёт нашегоРичарда я не был так конкретен.

— Ты подумал, что если получилось в первый раз, такстоит попробовать ещё раз — и вуаля, вот эмпирическое доказательство, потомучто получилось и второй раз.

— Возможно. А возможно, простое совпадение. У нас уйдутнедели или месяцы, чтобы разобрать, где истинная сила, а где мы просто начинаемсами с собой уживаться.

Мне это совершенно не понравилось, ну никак.

— Я этого не могу сделать.

— Но почему? — спросил Жан-Клод.

— Потому что когда-то я бы многое отдала, только чтобыбыть вот так с вами обоими. И я должна знать, что это значит.

Ричард приподнялся на локтях.

— Ты это сама сказала, Анита: ты встречаешься сЖан-Клодом и Ашером и живёшь с Микой и Натэниелом. Ты сказала, что мысль иметьс каждой стороны от себя по мужчине тебе «по кайфу». Так одной парой больше —какая разница?

Я сердито уставилась на Жан-Клода:

— Ты ему в задницу какой-то метафизический кулакзасунул, как кукле чревовещателя, потому что это не он говорит. Это типичнотвои слова.

— Не обращайся к нему, если говоришь со мной, —ответил Ричард. Он сел, и сонная улыбка исчезла. — Меня задевает, что ты сАшером и Жан-Клодом, с Микой и Натэниелом. Да, задевает. А тебя задевает, что яс Клер и ещё полудюжиной женщин в стае? — Он произнёс это, глядя прямо мнев глаза. Я не отвела взгляда. Наконец он сказал: — Я задал вопрос, Анита, могуя получить ответ?

— Да, меня задело, когда я увидела Клер — я её увиделав первый раз и была голая. Да, это был особый случай. Я стараюсь как можноменьше знать о твоей личной жизни с дамами стаи, так что насчёт всегоостального я не в курсе.

— Я почувствовал тогда, у тебя дома, как сильно ты меняхочешь, и ты знаешь, какие чувства у меня к тебе. Так что давай на эту темупритворяться не будем.

Я и не знала, что мы притворяемся. Но вслух я этого непроизнесла.

— Я не знаю, что ты этим хочешь сказать, Ричард.

— Хочу сказать, что мы оба очень хотели бы сновакасаться друг друга. Ты трахалась с Байроном — помилуй Бог! Так почему насчётнего тебе было нормально, а насчёт нас — вот сейчас — нет?