Живой Журнал. Публикации 2009 - Владимир Сергеевич Березин

class="p1">Вот, говорят, в семидесятые годы ЦАГИ, говорят, была конференция с докладами, и постановили, что такая конструкция могла летать. Но поди, скажи в семидесятые годы, что самолёт Можайского — миф, так тебе таких пиздюлей от Идеологического отдела ЦК КПСС навесят, что мало не покжется. Этот фактор тоже надо учитывать — как, впрочем и то, что летать может, в принципе, всё.

Так вот — есть ли у кого-то конкретная информация по этому поводу?

Вот в той же биографии говорится: "Так полный полетный вес самолета Можайского, равный 57 пудам, составляет 934 кг, его наибольшее качество, то есть отношение вертикальной составляющей силы сопротивления к горизонтальной той же силы равно 9,6. Затем в журнале называется величина скорости полета, которую рассчитывал достичь А. Ф. Можайский на своем самолете: 36,2 фута в секунду, то есть 11 м/сек. Коэффициент полезного действия винтов комиссия считала равным 0,5. Мощность, которая нужна, чтобы самолет мог совершить горизонтальный полет или, как ее называют в современной авиации, потребную мощность — находят по формуле: Nп=G * V / (75 * k * n) где G — полный полетный вес самолета в кг, V — скорость горизонтального полета в м/сек, k — качество самолета, n — коэффициент полезного действия воздушных винтов Или: Nп=934 x 11 / (75 x 9,6 x 0,5) = 28,6 л.с. Так как полная мощность обоих двигателей, стоявших на самолете Можайского, составляла 30 л. с., то, очевидно, самолет мог лететь с той скоростью, которую ожидал от него изобретатель".

Ну а как нынче считают? Был ли вообще мальчик? Есть ещё мнения?

Извините, если кого обидел.

21 июля 2009

История про юбилей

И вот, с тех пор мистер Горски, уж сорок лет как….

Извините, если кого обидел.

21 июля 2009

История про бота

Чувственный пользователь Марина (полураздетая брюнетка) комментирует меня: "Приветик! А возможно ли заменить ламповые транзисторы на установки индукционной плавки(ссылка)? Всем кто ответит — большой респект."

Я считаю, что это восхитительно. Жаль, что скоро это будет комментарий пользователя с приостановленным аккаунтом.

Извините, если кого обидел.

21 июля 2009

История про науку

Есть такая давняя история — ровно сто лет назад Лев Толстой написал статью "О науке". Это, собственно, даже была не статья, а ответ одному крестьянину, написавшему Толстому письмо. Статья эта при первом чтении вызывает чуство некоторой неловкости — старик проповедует и призывает, да к тому же всё время подставляясь, рассуждает одновременно наивно и пафосно.

Суть этого рассуждения в том, Толстой пытается ввести нравственность в науку. Задача, и правда, довольно безумная: введение идеологии в науку никогда ничего путного не привносило, как бы красиво не звучали произносимые при этом мантры. К тому же Толстой то объединяет науку и образование, то произвольно разъединяет их.

Толстой говорит вот о чём: в его России только образование приводит к тому, что сейчас мы называем "вертикальным лифтом". Оттого существует культ образования.

Потом он придумывает критерий отделения науки от ненауки. Он разделяет "знания, называемые науками на три вида: "первый отдел — это науки естественные: биология во всех своих подразделениях, потом астрономия, математика и теоретические, т. е. неприкладные физика, химия и другие со всеми своими подразделениями. Второй отдел будут составлять науки прикладные: прикладные физика, химия, механика, технология, агрономия, медицина и другие, имеющие целью овладевание силами природы для облегчения труда людского. Третий отдел будут составлять все те многочисленные науки, цель которых — оправдание и утверждение существующего общественного устройства. Таковы все так называемые науки богословские, философские, исторические, юридические, политические".

Потом Толстой последовательно отказывает всем им называться науками: "Во-первых, потому, что все эти знания не отвечают основному требованию истинной науки: указания людям того, что они должны и чего не должны делать для того, чтобы жизнь их была хорошая. Во-вторых, не могут быть признаны науками еще и потому, что не удовлетворяют тем самым требованиям любознательности, которые ставят себе занимающиеся ими люди. Не удовлетворяют же все эти науки, за исключением математики, требованиям любознательности потому, что, исследуя явления, происходящие в мире неодушевленном и в мире растительном и животном, науки эти строят все свои исследования на неверном положении о том, что все то, что представляется человеку известным образом, действительно существует так, как оно ему представляется".

Дальше Толстой говорит довольно много глупостей, перескакивая отчего-то на непознаваемость мира, и снисходительно позволяя точным наукам быть забавными "для людей, свободных от необходимого для жизни труда, исследования так называемых естественных наук о происхождении миров или органической жизни, или о расстояниях и величине миров, или о жизни микроскопических организмов и т. п., исследования эти не могут иметь никакого значения для серьезного, мыслящего человека, так как составляют только праздную игру ума, и потому ни в каком случае не могут быть признаваемы науками". Второй отдел, то есть "науки прикладные, т. е. различные знания о том, как наилегчайшим способом бороться с силами природы и как пользоваться ими для облегчения труда людского, еще менее, чем знания первого отдела, могут быть признаны наукой. Не могут такого рода знания быть признаны наукой потому, что свойство истинной науки, так же как и цель ее, есть всегда благо людей, все же эти прикладные науки, как физика, химия, механика, даже медицина и другие, могут так же часто служить вреду, как и пользе людей, как это и происходит теперь… И потому все прикладные знания могут быть признаны мастерствами или теориями различных мастерств, но никак не наукой. Знания, имеющие целью оправдание существующего устройства жизни — вот третий тип. Они "преследуют вполне определенную цель — удержать большинство людей в рабстве меньшинства, употребляя для этого всякого рода софизмы, лжетолкования, обманы, мошенничества"…

И в результате Толстой придумывает ужасный критерий: "Думаю, что излишне говорить о том, что все эти знания, имеющие целью зло, а не благо человечества, не могут быть названы наукой". То есть "наука" превращается во что-то вроде Святого писания. Это вообще ужасно интересный опыт — как человек из девятнадцатого века рассуждает о науке в тот момент, как технический прогресс сметает всё на своём пути.

Шесть лет как летают самолёты, фырчат по дорогам автомобили, существуют аппараты для записи и воспроизведения звука — от фотографов и граммофонов, человечество говорит по телефону и пользуется радио.

А старик будто дед Мазай пытается втащить на свою лодку нравственный спасательный круг.

Но ужас-то