Теория стаи. Психоанализ Великой Борьбы - Алексей Меняйлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Естественно, когда нет достаточно сильного вождя, приходится прибегать к диктатуре показательных казней, децимаций и письменных приказов, и так до следующего сверхвождя — что и воспринимается как циклическое движение.
Это и есть якобы циклическая составляющая истории — сильного вождя (демократия) сменяет слабый (тирания).
О том, что пришел мировой Сверхвождь, можно будет узнать по тому, что на всей планете установится «истинная», «настоящая» демократия.
О безнравственности демократии, вступая в противоречие с поднимавшими голову идеологами, говорил и такой хороший человек как Лев Николаевич Толстой. Основываясь на нравственном чувстве, Толстой заявлял, что любая власть одного человека над другим безнравственна в принципе — и развращает. Ужасно, когда правит один, но несравнимо хуже, когда во власти участвуют все. Жить в обществе, в котором не один человек, а все население участвует во властном разврате, Человеку (с большой буквы) особенно отвратительно. Поэтому демократия (власть многих) хуже монархии (власти одного).
Елена Уайт (1827–1915), повторяя ту же мысль, подходила к ней несколько иным, чем Полибий и Толстой, путем. К «колесу» истории она подошла классическим пророческим способом — вернее, была подведена.
За ней не оставалось неисповеданных грехов, которые бы пришпоривали ее веровать, что новые технические устройства сделают человечество совершенней.
И насчет эволюции проплутократической политической и законодательной системы, «лучшие» образцы которой выставляются на обозрение именно в Америке, она тоже не заблуждалась.
В частности, она пророчествовала, что кичащаяся демократическими традициями Америка, вопреки мнению населяющей ее толпы о божественном происхождении демократии, в недалеком будущем, перед Вторым Пришествием непременно станет мировой тиранией. Она предсказала, что Америка, при жизни Елены Уайт кичившаяся своим протестантизмом, по духу станет католической (деспотичной — не важно, во «внешнической» или во «внутреннической» форме), и это приведет к новой волне инквизиции (хотя и несколько более «цивилизованной» в смысле формы уничтожения инакомыслящих).
Уточним: инквизиции спонтанной, естественным образом «узаконенной» голосованиями в парламентах.
И вот в этот-то период вновь и вновь проворачивающееся «колесо» истории Господом будет остановлено — Вторым Пришествием Христа!
Второе Пришествие Христа — событие не случайное, в том смысле, что время его определяется не по прихоти, — время Дня Господня строго закономерно. Строгая закономерность Второго Пришествия Христа среди прочего всегда подчеркивалась тем, что пророки предсказывали его не само по себе, а включали в цепь пророчеств.
Пророческая цепь — это предсказание не одного события, но целой последовательности событий; в этом закономерном ряду отдельный эпохальный узел планетарной истории предсказывается с той естественностью, с какой земледелец, перекатывая на ладони пшеничное зерно и удостоверившись в его целости, уже видит будущее: сначала будет вспахано поле, затем посеяны зерна, борона прикроет их землей, потом появятся всходы, зазеленится все поле, потом выйдет колос, и так до зрелого доброкачественного зерна. И так будет, — если не погаснет солнце и вовремя будут выпадать дожди.
В точности по тому же принципу пророками предсказана и последовательность всех трех Пришествий Христа, а также и их время: в качестве опорных событий выбирались такие будущие события мировой истории, мимо которых невозможно пройти даже при самом беглом знакомстве с этой историей.
Людям вообще свойственно интересоваться жизнью великого завоевателя — чем больше он подчинил себе людей (захватил большую территорию), тем он интересней, известней, а следовательно, если можно так выразиться в рамках пророческой истории, — опорней. Такие события-вожди суть: империя Александра Македонского и ее немедленный после его смерти распад; победившая торговый Карфаген Римская республика; супердемократ Наполеон; и так далее (см. Дан. 2:31–35; 7:1–27).
Именно «цепочность» пророчеств о Пришествиях Христа, — а пророки записывали пророческие видения подряд, не разделяя их на Первое, Второе или Третье Пришествия, то есть подавая их как единое целое еще и по форме, — соблазнила книжников времен Христа утвердиться в своей подсознательной мечте, что грядущий Мессия-Христос есть своеобразный «великий военачальник», который, явившись, поставит на колени все народы, а править при нем будет «царственное священство» — этнические евреи и им угодные подручные. Из цепи изымалось только одно звено, и только одно оно и рассматривалось. Однако, лишенное соседних звеньев, оно превращалось в двусмысленность, а в отягощенных умах и вовсе — в собственную противоположность.
Грядет Бог наш, и не в безмолвии: пред ним огонь поедающий, и вокруг Него сильная буря.
Он призывает свыше небо и землю, судить народ Свой:
«Соберите ко Мне святых Моих, вступивших в завет со Мною при жертве»…
…Ибо судия сей есть Бог.
(Пс. 49:3–6)
Это сказано за тысячу лет до Первого Пришествия Христа.
Господь Иисус и при Первом Пришествии был Судией, но только не того рода, который встречается в «цивилизованных» судах.
Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы.
Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они были злы; а поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге соделаны.
(Иоан. 3:19–21)
Публика-стая полагает, что о Первом Пришествии ей худо-бедно известно — по крестам и изображениям распятого на нем подобия человеческого тела.
О Втором же Пришествии публика обычно не знает ничего достоверного — хотя в Библии оно тоже описано преподробно.
Но смысл Первого Пришествия столь же непонятен без осмысления Второго, как и Второе Пришествие непонятно без осмысления Третьего. А о ключевом Третьем, как это ни удивительно, вообще практически никто из публики не знает ничего. Свет же есть знание о всех трех Пришествиях сразу.
Дело, разумеется, не только в том, что в погоне за суетным люди обессиливают настолько, что не в силах дочитать «Откровение» до конца. И даже не в том, что после долгих лет обучения в проиерархических по сути своей школах и университетах люди утратили способность понимать очевидные, имеющие простой смысл тексты. Это все лишь способствующие факторы. Истинная причина в том, что «люди более возлюбили тьму, нежели свет… и не идут к свету, чтобы не обличились дела их». Отсюда — и базовые эстетические предпочтения, и неспособность к чтению наиболее интересных текстов человечества.