Описание Отечественной войны в 1812 году - Александр Михайловский-Данилевский

Когда 7 Октября Тарутинский лагерь оглашался молебным пением за победу над Мюратом, тронулась неприятельская армия от Калужской заставы и выехал из Москвы Наполеон, в 5 часов поутру. За ним, как некогда за Татарами и Ляхами, раздавались проклятия несчастных, до крайности доведенных жителей. Он назвал свое отступление боковым движением, предпринятым с целью угрожать Петербургу и приблизиться к зимним квартирам, но как не от Наполеона, а от Русских зависело назначить место отдохновения так называвшейся Великой Армии, то газетчики Европы, тогда подвластной Наполеону, возглашали, что не должно угадывать намерений гения, ведущего войско к славе, и нельзя еще предполагать, где именно будут зимние квартиры: в Смоленске, Витебске или Киеве. Последствия оправдали заключение журналистов: не надобно и нельзя было угадывать, да никто бы из них и не угадал, что зимними квартирами для армии будет смерть, не тихая, не безмятежная, но сопряженная с неслыханными дотоле ужасами, а для самого Наполеона карета, в которой наконец был он принужден на почтовых лошадях спасаться бегством.

С трудом мог Наполеон проехать сквозь обозы, загромождавшие Большую Ордынку и Калужскую улицы. У заставы остановился он и впоследние взглянул на Москву, покорение которой долженствовало быть венцом поприща его славы, залогом решительного первенства его над Александром. Он не знал, что праведное Небо карало уже его в средоточии его могущества, Париже, где в самый день и даже час выступления его из Москвы вспыхнул заговор Малле и Логори, доказавших минутным успехом своего предприятия, как ненадежна и шатка была власть Наполеона, не основанная на законности наследия. Из Москвы Наполеон пошел по старой Калужской дороге, намереваясь сразиться с Князем Кутузовым, если бы встретил его преследующим Мюрата, или, в противном случае, поворотить направо, на новую Калужскую дорогу, а оттуда через Малоярославец в Калугу и потом через Юхнов и Ельню неразоренным краем, на Смоленск. В тот день, 7 Октября, неприятельская армия дошла до Троицкого, где Наполеон имел дневку, получив от Мюрата донесение, что Русские его не преследуют. Итак, Наполеону оставалось только привести в исполнение задуманный марш на новую Калужскую дорогу. Что касается до Мюрата, то после поражения при Тарутине провел он несколько часов в Спас-Купле и, собрав расстроенные войска, перед рассветом 7 Октября, в то время когда Французы выходили из Москвы, отступил за Вороново и стал на левом берегу Мочи. За ним наблюдал Милорадович, а Князь Кутузов возвратился в Тарутино, ожидать в укрепленном лагере развнтия предприятий Наполеона. Он не пошел со всей армией за разбитым Мюратом, не желая вызывать Наполеона на сражение, которое несравненно выгоднее было принять в укрепленной позиции, если бы Наполеон пришел атаковать ее. До тех пор оставалось употреблять все средства для узнания дальнейших намерений неприятеля.

8 Октября Французы тронулись из Троицкого, перешли при Горках через Пахру и правым берегом ее повернули на Фоминское. Сам Наполеон оставался в Троицком. Видя, что Князь Кутузов не ищет сражения, Наполеон послал к Мортье повеление очистить Москву совершенно, вывезть сколько можно больше раненых и идти через Кубинское на Верею. Причина, почему Наполеон прежде не приказывал Мортье выходить из Москвы, заключалась в ожидании встречи дорогой с Князем Кутузовым, вследствие которой, может быть, нужно было бы удержать за собой Кремль, как укрепленное место или цитадель. К Мортье отправлено было притом злодейское повеление зажечь при выходе из Москвы Кремлевский дворец, казармы, все еще уцелевшие казенные здания, выключая Воспитательного Дома, и взорвать Кремль, к чему уже заранее, когда еще Наполеон гнездился в Москве, делались приготовления[440].

Прежде получения Маршалом Мортье сего предписания, то есть в те два дня, когда он оставался в Кремле один, в Москве царствовало гробовое молчание. Печатным объявлением запретили жителям, под смертной казнью, подходить к Кремлю; но не все поняли объявление, потому что оно было написано по-Французски, и несколько Русских застрелены Португальскими ведетами, расставленными по улицам, ведущим к Кремлю. Вскоре приблизился к Москве, из Черной Грязи, отряд Винценгероде. Между Петровским дворцом и Тверской заставой произошло кавалерийское дело; неприятель был опрокинут, потерял 400 пленных и побежал в город. Казаки подъехали к заставам, несколько раз прорывались в улицы, перестреливались в них, но при появлении пехоты должны были удалиться. 24 Донца проскакали мимо Кремля, по всей Москве, и выехали в противоположную Серпуховскую заставу. Испуганные таким удальством, стоявшие на Тверской Португальцы бросились искать спасение в Кремле. Потом, опомнившись от тревоги, возвратились на прежние места и с пистолетами в руках ходили по пепелищам домов, отыскивая, не спрятались ли там казаки[441].

От пленных и выходцев слышал Винценгероде о выступлении Наполеона из Москвы, но не имел сведений: на какую дорогу обратился неприятель, Калужскую или Смоленскую? Из найденных у перехваченного курьера бумаг знал он только, что Мортье велено держаться в Кремле. Для наблюдения за ним хотел Винценгероде оставить один полк, а с отрядом идти за неприятельской армией и тревожить ее на марше[442]. Между тем полицейские чиновники, посланные от Винценгероде переодетыми в Москву, донесли ему, что Французы подводят мины под Кремль. С ужасом выслушал он слова их, воображая, как велика будет, при известии о взрыве Кремля, скорбь России, благоговеющей пред Кремлевской святыней! Он изменился в лице, вскочил со стула и воскликнул: «Нет! Бонапарт не взорвет Кремля! Я объявлю ему, что все пленные Французы будут повешены, если хоть одна церковь взлетит на воздух!»[443] Это происходило поздно вечером 9 Октября. На другой день, поутру, Винценгероде поехал к Тверской заставе и послал сотника Попова пригласить Мортье на переговоры. Каждая минута была дорога для отклонения Мортье от неистового разрушения, повеленного ему Наполеоном. С величайшим нетерпением ждал Винценгероде возвращения сотника. Не видя его, взял он с собой своего Адъютанта Нарышкина, оставил у Тверской заставы казачий полк и, несмотря на увещания окружавших его, поехал в город, имея впереди себя только одного казака. Запальчивость характера затмила в уме его все, кроме мысли о спасении Кремля. Любовь и благодарность к Императору Александру равнялись в нем ненависти к Наполеону и Французам, которые разорили его отечество и лишили его состояния.

Заметя, уже в улицах города, что забыл взять с собой трубача, Винценгероде велел привязать к пике казака белый платок. На Тверской не встретил он никого, кроме нескольких крестьян. Они сказали, что подле генерал-губернаторского дома находится караул, но его, однако, не было видно, потому что он стоял в одной из боковых улиц. Вскоре Винценгероде очутился против караула молодой гвардии. Солдаты прицелились, но офицер велел им опустить ружья, услышав от нашего генерала, что он приехал для переговоров, и согласился послать к Мортье вестового, с донесением о приезде Винценгероде и желании с ним видеться. Едва офицер пошел в караульню за вестовым, как другой, тут же случившийся, Французский офицер схватил за узду лошадь Винценгероде и потащил его в Кремль. Солдаты окружили Нарышкина. Он просил, чтобы не разлучали его с Генералом, и пешком, за конвоем, был отправлен в Кремль. Там застал он гарнизон в ружье, а Винценгероде в жарком споре с Мортье. На укор, что Французы поступили вероломно, вопреки принятому на войне обычаю насчет переговорщиков, Мортье хладнокровно отвечал: «Я отправлю курьера к Императору Наполеону; его дело решить ваш жребий, а между тем пожалуйте шпагу и извольте идти за Бароном Сикаром; он укажет вам назначенную для вас горницу»[444].