Алхимик - Питер Джеймс

Ганн припомнил, как грубо и невежественно Макласки воспринял первые сообщения о смерти Роули на Гавайях. А ведь компании пришлось потратить несколько сот тысяч долларов на взятки, чтобы ничего не вырвалось наружу. Может, он и прав в своих недавних предположениях. Макласки слишком стар и потерял цель. Но конечно же, пока он будет рыть носом землю, чтобы найти ее.

— Может, если бы вам удалось выяснить, кто такой Моллой на самом деле, вы бы смогли также узнать, где он находится, — уверенно предположил Ганн.

— Мы делаем все, что в наших силах.

«Черта с два», — подумал Ганн, нажал рычаг и, таким образом, за пятнадцать секунд до окончания срока успел позвонить Никки.

Наконец он умолил ее смягчиться, подошел к одному из своих высоких металлических шкафов и выдвинул ящик. Из него он извлек два запечатанных конверта, положил их на свой стол и вскрыл.

В одном лежала почти новая мужская перчатка с левой руки, свиной кожи. В другом — элегантный шерстяной шарф с примесью шелка, с подписью дизайнера в углу — «Корнелия Джеймс». Он провел пальцем по обоим предметам, затем снова поднял телефонную трубку и набрал номер. Когда ему ответили, он сказал:

— Прощу прощения за столь неожиданный звонок, но мне очень срочно надо провести сеанс лозоходства. Насколько быстро вы можете прислать команду?

Полчаса спустя Ганн оставил кабинет, неся с собой перчатку и шарф. Вместо того чтобы спуститься на обычном лифте, он прошел через дверь, к которой только он один имел доступ, и вызвал другой лифт.

Когда кабина прибыла, он вставил свою карточку-пропуск в валидатор, вошел в лифт, приложил ладонь к электронной панели, набрал на клавиатуре управления шесть цифр и стал ждать.

Через пару секунд створки сошлись, и лифт начал свое стремительное, почти бесшумное падение.

Монти, оцепенев от холода, сидела на заднем сиденье мотоцикла. Ее потряс рассказ Коннора, и теперь, полная отчаяния, она еще больше опасалась за судьбу отца. Единственным слабым утешением было то, что теперь она наконец стала понимать мотивы, которыми руководствовался любимый человек.

Ей казалось, что эти двадцать минут, пока длилась поездка, никогда не кончатся. Они проехали пригород, миновали открытую местность и снова оказались в пригороде. Но наконец Коннор стал сбрасывать скорость, повернул на подъездную дорожку и остановился перед металлическими воротами, рядом с которыми размещалась встроенная видеокамера системы безопасности. Он поднял щиток шлема, нажал кнопку и, перекрывая треск двигателя, крикнул:

— Это я!

Через мгновение ворота распахнулись, позволив им проехать к одноэтажному строению типа гасиенды, стоящему на небольшом плато. Рядом были припаркованы две машины — синий спортивный «мерседес»-купе и серый лимузин с шофером за рулем.

— Все в порядке, — сказал Коннор. — Это клиенты… она предупредила меня об их появлении. — Он положил на сиденье шлем и перчатки. Монти сделала то же самое и повернулась к нему:

— Коннор, я понятия не имею, что, черт возьми, я тут делаю. Я должна быть в Англии и искать отца.

Коннор ладонями сжал ее лицо.

— Моя дорогая, мы вытащим твоего отца из рук этих ублюдков, но ты должна доверять мне. Договорились? — И, словно уже знал ее ответ, он прошел вперед и нажал кнопку звонка.

Через несколько секунд юная латиноамериканская горничная в аккуратной накрахмаленной униформе открыла дверь; узнав Коннора, она смущенно улыбнулась ему и бросила на Монти вежливый взгляд.

— Прошу вас, заходите, встреча у вашей матери только что закончилась.

Когда они очутились в открытом просторном помещении, Монти показалось, что они вошли не столько в дом, сколько в храм или художественную галерею. В канделябрах по стенам и в стоящих на полу высоких шандалах кованого железа горели свечи. В воздухе витали легкие ароматы, то ли от свеч, то ли от пахучих палочек, звуки тихой музыки, доносившейся из скрытых динамиков, напоминали плеск волн и действовали расслабляюще.

На стенах висели абстрактные картины, во многих из них просматривались следы религиозного символизма; на постаментах, столах и в стенных нишах стояли странные фигурки. Монти услышала чьи-то голоса. Из-за угла вышла группа людей и направилась в их сторону: трое мужчин в деловых костюмах и высокая стройная женщина в черном, которая приветствовала Коннора беглой улыбкой, давая понять, что вот-вот будет с ними.

Монти с восхищением смотрела на эту блистательную женщину. Ей было пятьдесят с небольшим, и ее длинные темные волосы пронизывали серебряные нити, которые казались скорее украшениями, чем приметами возраста. В ее красивом лице с классическими чертами Монти обнаружила явное сходство с Коннором.

— О'кей, значит, в январе в Нью-Мексико? — с техасским акцентом сказал один из мужчин. — Мы начнем пробное бурение и посмотрим, что оно даст.

— Последние двенадцать месяцев оставили о себе великолепное впечатление, — сказал другой. — Желаем вам самого счастливого Рождества.

— И удачного Нового года, — ответила хозяйка.

— Я не сомневаюсь, что с вашей помощью удача нас посетит, — последовал ответ.

Она улыбнулась и королевским жестом склонила голову.

— Сделаю все, что в моих силах.

— Раньше вы творили чудеса.

Выражение ее лица чуть затуманилось.

— Нет, джентльмены, чудесами мы называем вещи, которые не можем объяснить. А те, что можем, — это наука. Именно ею я и занимаюсь — а не чудесами.

Троица удалилась. Пока горничная придерживала перед ними дверь, женщина повернулась к Коннору.

— Привет, мам. — Он поцеловал ее в щеку, и она восприняла его поцелуй с таким спокойствием, словно не единственный сын приветствовал ее, а крепостной преподнес положенную десятину. — Разреши мне… э-э-э… представить тебе, — сказал он, и присущая ему уверенность, казалось, покинула его, — Монтану Баннерман… Монтана, познакомься с моей матерью.

Она встала, испытывая легкую растерянность, поскольку не знала, должна ли она протянуть руку.

— Очень рада познакомиться с вами, миссис Моллой.

Женщина бросила взгляд на Коннора и снова без улыбки посмотрела на Монти.

— На самом деле я Донахью. Табита Донахью.

Смутившись, Монти порылась в памяти, пытаясь понять, в самом ли деле она допустила оплошность. Может, эта женщина повторно вышла замуж, а Коннор ничего не сказал? Или она забыла?

Коннор покраснел и запустил руку в волосы.

Мать повернулась к нему:

— Ты оставишь здесь мотоцикл на ночь?

— Нет… я обещал Дейву Швабу, что вечером верну его.

Она покачала головой:

— Мне бы не хотелось, чтобы ты сегодня вечером покидал дом; я собиралась замыкать круг. Если ты должен вернуть мотоцикл, то займись этим сейчас.