Сын цирка - Джон Ирвинг

Две кровати в спальне стояли слишком близко друг от друга. Не оставалось сомнений, что внутри кишели насекомые, невзирая на пожелтевшие от времени противомоскитные сетки. Одна из них оказалась порванной. Единственное открывавшееся окно не имело защитной сетки от насекомых, и сквозь него долетало слабое дуновение ветерка. Доктор Дарувалла предложил Мадху открыть на балконе стеклянную дверь, однако она сказала, что боится, как бы внутрь не забралась обезьяна.

У потолочного вентилятора в номере оказалось только две скорости. При одной он едва двигался, не оказывая никакого эффекта. Зато на другой скорости вентилятор так крутился, что обе противомоскитные сетки просто сдувало с кроватей. Даже в основном шатре цирка было прохладнее и свежее, чем на третьем этаже государственной гостиницы. Мадху вышла из положения, первой нырнув в ванную комнату. Там она намочила полотенце, выжала его, а затем голой улеглась на лучшую постель с целой противомоскитной сеткой и накрылась полотенцем. Мадху была маленькая, но и полотенце оказалось не слишком большим. Оно едва прикрывало груди девочки, однако не могло закрыть бедра. Доктор подумал, что девочка сделала так специально.

— Я все еще хочу есть. Не было ничего вкусненького, — пожаловалась она.

— Ты хочешь десерт? — спросил Дарувалла.

— Да, что-нибудь сладкое, — ответила Мадху. Доктор прихватил термос с остатками вакцины против бешенства и иммунизированного глобулина и спустился в холл. Он надеялся, что там окажется холодильник, поскольку термос уже нагрелся. А что, если завтра Гаутама укусит еще кого-нибудь? Кунал проинформировал доктора, что шимпанзе «почти наверняка» бешеный. Бешеный он или не бешеный, однако эту обезьяну нельзя бить. По мнению доктора, лишь в самых плохих цирках бьют животных.

В холле за стойкой регистрации мальчик-мусульманин слушал по радио молитвы Куаввали и поедал мороженое. Голова его качалась в такт молитвы, а ложкой он дирижировал в воздухе между своим ртом и контейнером с мороженым. Однако мальчик сказал доктору, что это не мороженое. Предложив Дарувалле ложку, он протянул ему контейнер. Его влажное содержимое шафранового цвета по вкусу отличалось от мороженого, там чувствовалась добавка кардамона. Оказалось, это подслащенный йогурт. В холодильнике стояло много такого добра, поэтому доктор взял один контейнер и ложку для Мадху. Оставляя вакцину и иммунизированный глобулин в холодильнике, Фарук убеждал себя в том, что мальчик не перепутает их с чем-нибудь съедобным.

Когда доктор возвратился в номер, Мадху сняла с себя полотенце. Он попытался отдать ей десерт штата Гуджарат, не поднимая глаз. Вероятно, она намеренно затруднила доктору процесс передачи ложки и контейнера, притворившись, что не знает, где открывается противомоскитная сетка. Девочка голая сидела на постели, поедая подслащенный йогурт и наблюдая за тем, как Фарук раскладывал на столе все необходимое для литературного творчества.

Стол держался на ножках нетвердо. На нем в грязной пепельнице стояла толстая свеча, а рядом с противомоскитной спиралью валялся коробок спичек. Когда Фарук разложил бумагу и погладил рукой стопку чистых листов, он зажег свечу и противомоскитную спираль, после чего выключил верхний свет. На высокой скорости потолочный вентилятор будет мешать ему работать и сдувать противомоскитную сетку с кровати Мадху, поэтому Дарувалла включил вентилятор на медленную скорость. Воздух это не освежало, но доктор надеялся, что движение лопастей усыпит Мадху.

— Что вы делаете? — спросила его девочка-проститутка.

— Пишу, — отвечал Фарук.

— Почитайте мне вслух, — попросила его Мадху.

— Ты не поймешь, — откликнулся Фарук.

— А вы собираетесь спать? — спросила девочка.

— Может быть, позднее.

Фарук попытался не думать о девочке, однако не тут-то было. Она продолжала наблюдать за ним. Стук ее ложки о контейнер с йогуртом сливался со скрипом вентилятора. То, что девчонка специально разделась, угнетало доктора и вовсе не потому, что она вводила его в искушение. Гораздо страшнее оказалось то, что внезапно его захватила сама идея, греховное желание переспать с девчонкой. Он ощущал в себе едва заметное желание обладать ею, однако больше всего его возбуждало то, что она была совершенно доступна его возможным домогательствам. Внезапно он подумал, что такой откровенный грех и нечто явно безнравственное может и не иметь для него последствий, что секс с Мадху не принесет ему никакого вреда. Из этого не получится ничего плохого. По крайней мере, он не будет вспоминать это и чувствовать свою вину всю оставшуюся жизнь.

Эта счастливица не заражена СПИДом, что подтвердили анализы. Кроме того, как обычно, он путешествовал по Индии с презервативами. Мадху не та особа, которая когда-либо станет об этом рассказывать, поскольку она не болтлива. В ее теперешнем положении у нее, может быть, и не появится такая возможность. Убеждение в греховности подобных мыслей давала ему не только потерянная невинность девочки. Ни с чем подобным в жизни он не сталкивался, во всяком случае, с такой аморальностью девчонки, приобретенной ею либо в борделе, либо, что еще более ужасно, в объятиях мистера Гарга. Что бы мужчина ни предпринял в отношении этой девочки, ему не придется ни за что расплачиваться. Во всяком случае, последствия за содеянное наступят не в этой жизни, разве что придется расплачиваться угрызениями совести. Такая перспектива впервые предстала перед доктором. Он решил не думать о ней и обратился к листу бумаги.

Мадху, не переставая, следила за доктором и по движению ручки, по-видимому, догадалась, что он ускользнул из приготовленной для него ловушки. Вдобавок она доела десерт. Девчонка встала с постели, голая подошла к Дарувалле и стала смотреть через его плечо, словно пытаясь прочесть написанное. Сценарист почувствовал, как ее волосы касались его шеи и щеки.

— Прочитайте мне вот эту часть, — попросила Мадху.

Она сильнее оперлась на Фарука, потянулась и дотронулась рукой до бумаги, коснувшись последнего предложения, написанного доктором. От нее сильно пахло йогуртом с кардамоном, доктор ощущал запах увядших цветов. Возможно, это был запах шафрана.

Сценарист начал громко читать:

— «Двое носильщиков в белых халатах бегут с телом Кислотного человека, который скрючился в положении неродившегося младенца на носилках. Его лицо обезображено болью. Из места промежности все еще поднимается дымок».

— В каком положении? — переспросила Мадху после того, как заставила его прочитать предложение снова.

— В положении неродившегося младенца в утробе матери, — пояснил Дарувалла.

— А кто этот Кислотный человек? — спросила девочка-проститутка.

— Это — человек, получивший шрамы от ожога кислотой, наподобие мистера Гарга.

На упоминание имени Гарга девочка никак не отозвалась. Доктор заставлял себя не смотреть на ее голое тело, хотя Мадху все еще прижималась к его плечу. Фарук почувствовал, что там, где она прижималась, он начал потеть.

— Дымок поднимается из какого места? — задала вопрос девочка-проститутка.