Сложенный веер - Сильва Плэт

— Смотри-ка, Халем, мы вовремя, — хмыкает Цун, утирая вспотевший лоб. — Все, как ты любишь. Расстановка сил выражена геометрически.

Действительно. Вдоль левой длинной стены с закрытыми окнами, выходящими во внутренний двор, лорды Пассера и Фалько — ключевые фигуры нынешней аккалабатской политики — и примкнувшие к ним менее родовитые дары. Но не все. Некоторые выжидают, расположившись по центру продолговатого зала. Разбившись на группки, тихо между собой совещаются молодые дары Умбрена. И другие кланы держатся вместе, дрейфуют то ближе к стану потенциального большинства, то подальше от него. Хьелль с Цуном переглядываются. На все решение у них меньше минуты.

А не надо было входить так громко. Теперь можно сделать два шага влево. К выстроившимся рядком Пассерам и Фалько, смолкнувшим при появлении новых действующих лиц. Раскланяться с их патриархами, переброситься парой слов с остальными — «влиться в ряды». А можно шагнуть направо — к выразительно пустующей стене, выходящей в Хангафагон, откуда сквозь приоткрытые, хотя и задернутые темными полупрозрачными гардинами окна чуть заметно проникают запахи прелой листвы и уже тронутая зимним холодком октябрьская свежесть. Присесть на подоконник, прямо на штору, сминая тонкую ткань, предоставив остальным делать свой выбор.

Цун вопросительно приподнимает бровь. Хьелль решительно сигналит подбородком направо. «В Виридисе было жарко», — бормочет он, пристраиваясь на подоконнике и просовывая голову сквозь занавеси наружу, будто все остальное его не касается. Военное крыло аккалабатской политики никогда не смешивалось с дворцовым, и он не видит причин менять традицию. Цун тоже. Поэтому он, упрямо набычившись, топает вслед за Хьеллем и с вызовом — а вы чего ожидали от тех, кто привык не болтать языком по углам, а выяснять отношения прямо, на поле боя? — разваливается в оконном проеме. Оттуда, через ковровую дорожку, пролегающую по центру зала, они раскланиваются со стоящими напротив дарами. Хьеллю странно видеть суровые светлобровые лица Пассеров на другой стороне. Он привык быть с ними в одном лагере — и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Эх, Кори, что ты натворил, малыш! Убийство тебе бы давно простили, но ты превратил их самого перспективного мечника в беспомощного инвалида…

Повинуясь едва заметному жесту главы семьи, по правой стороне зала начинают собираться все дары Умбры. Они одни по численности превосходят Пассеров и Фалько вместе взятых. Подтягивается и кое-кто из менее влиятельных кланов. Все меньше фигур в черных орадах остается в центре зала. Но Хьелль смотрит только в одну сторону: туда, где, сбившись в кучку, не обращая внимания на происходящие перемещения, о чем-то негромко переговариваются, склонив друг к другу пепельноволосые головы, лорды из боковых ветвей клана Эсилей. Самые младшие к совещанию не приглашены, они толпой окружают старших, спокойно оглядывают два лагеря, образовавшиеся у противоположных стен, но не двигаются с места.

Чем меньше народу остается в середине зала, тем шире становится усмешка верховного лорда Пассера, тем плотнее сжимаются губы Хьелля.

«Во имя святой Лулуллы, — молит он про себя. — Дорогие мои, хорошие. Не ради меня. Ради мальчишек. Пожалуйста». Цун Дар-Умбра громко вздыхает. Хьелль пожимает плечами. Пассеры ликуют уже откровенно.

Группе с фиолетовыми лентами в косах наплевать, что они в центре внимания. Хоть они и побочные, и младшие — это Эсили. Невозмутимое совещание продолжается. Первым не выдерживает верховный лорд Дар-Пассер.

— Семейка Эсилей собирается вечно торчать здесь посреди зала? Придворный церемониал не для вас писан? Где вы должны находиться, когда откроются двери в покой королевы? — рявкает он.

Дары Эсиля, как по команде, поворачивают к нему головы, смотрят так же невозмутимо, как переговаривались. Кольцо спин распадается. Один из старших, одетый в темно-лиловый орад, словно очнувшись ото сна, изволит заметить наконец две шеренги, выстроившиеся по сторонам ковровой дорожки.

— Аааа, это… — недовольно, будто его оторвали от очень важного дела, тянет он. — Но ведь само собой разумеется…

И соступает с ковровой дорожки направо. Хьеллю кажется, что он на много лет забыл, как дышать, а теперь научился снова.

— Лорд Дар-Эсиль! — хрипло выдыхает он, склонив голову в полупоклоне. Так приветствуют друг друга близкие родственники.

— Лорд Дар-Халем! — ответный полупоклон. Поверх идеально ровного пробора, разделяющего на затылке дымчато-серые пряди, Хьелль успевает увидеть яростный взгляд старшего лорда Пассера. Это победа. Полная и безоговорочная — к каким так привык главнокомандующий Аккалабата. Цун Дар-Умбра вытягивает из кармана серую тряпку, обозначающую собой носовой платок, и шумно сморкается.

Кори Дар-Эсиль, лорд-канцлер Аккалабата

Королева с удивлением разглядывает склонившуюся перед ней фигуру. Непривычно видеть прямые черные волосы, разметавшиеся по серебристому ораду, у подножия трона. Столько лет пол перед ней подметали волнистые снежно-белые локоны. Столько лет… Трех лорд-канцлеров пережила она, которой долженствовало умереть молодой. Трех лорд-канцлеров, первую и последнюю войну аккалабов за пределами их планеты, попытку государственного переворота, мятежи в Виридисе… Но ничто уже не имеет значения. Даже те воспоминания, о которых, наверное, следует рассказать этому мальчику, чтобы еще лучше его защитить, — ничто не имеет значения. Я сделала для него все, что могла. Если он не справится, он не Дар-Эсиль.

— Кори…

— Я слушаю Вас, моя королева.

* * *

— Корвус!

— Я слушаю Вас, моя королева.

— Эти твари за ширмами вовсе отбились от рук. Пошли туда несколько молодых даров. И позаботься о том, чтобы после… подчистили.

— Мы воюем, Ваше Величество. И дела наши из рук вон плохи. Я не могу ограбить Халема, отозвать из армии хороших ребят. И не могу оскорбить деле королевской крови, предложив им не первый сорт.

— Я не желаю слышать имя Халема.

— Ладно, я схожу сам.

— Не смей!

— Откуда такие эмоции, моя королева?

Откуда такая насмешливость в голосе? Он что, знает?

Она чувствует его, его дыхание, его кожу — через свое платье и струящуюся ткань орада. Так близко лорд Дар-Эсиль еще никогда не наклонялся к своей королеве. Так — он никогда не звал ее. И не позовет.

* * *

— Моя королева… — Кори уже надоело ждать, и он приподнимает голову. Женщина на троне сидит, откинув голову на высокую спинку, уронив на колени руки. Кажется, что она спит, но лорд-канцлер Аккалабата Кори Дар-Эсиль знает, что это не так. Прежде чем выйти в большую залу, находящуюся перед приемным покоем королевы, и произнести те слова, которые случайно или по особому наитию посмотрел вчера в справочнике придворного церемониала, он прижимается губами к холодной руке.

«Прощайте, Ваше Величество. Спите спокойно, да встретит Вас в поднебесном чертоге святая Лулулла. Я не забуду».