Размах крыльев ангела - Лидия Ульянова

В доме одного из старейшин и жила молочница Зина, приходившаяся деревенскому лидеру кем-то вроде невестки, женой среднего внука.

Старика-хозяина, на Машино счастье, видно не было, а сама молочница оказалась пухленькой, улыбчивой теткой в платочке, длинной, темной юбке и футболке с надписью «Nike» во всю спину. Первым делом показала она Маше свою корову, в крупных черно-белых разводах Зорьку. Даже корова показалась Маше какой-то староукладной, она смотрела на Машу внимательно и печально, словно прикидывала, а стоит ли давать свое молоко такой тетехе.

Зина словоохотливо разъяснила Марии разницу между утренним и вечерним молоком, рассказала почему, например, утреннее молоко никогда не имеет посторонних запахов и посоветовала приходить утром. Цену назначила приемлемую и обещала оставлять через день по два литра.

– Ты не подумай, – с какой-то даже обидой говорила Зина Маше, – мы люди правильные, не секта, хоть и вера у нас своя. Вот злые языки говорят: попади к староверам в деревню, так с голоду помрешь, никто не накормит. А это не так. У нас всех привечают, гостям рады, только посуда для них другая, положено так.

Степаныч и тут приплел к разговору аптекаря из Ленинграда, и, извинившись, Зина попросила на прощание:

– Вы уж, Машенька, меня простите, что я сразу с просьбой. Не посмотрите ли соседку нашу, Гавриловну? Совсем расхворалась бабка, врача до себя не пускает, а все хуже и хуже, а ну как помрет. Рука у нее гниет. Она топориком по руке тюкнула, не заживает никак.

Что будешь делать? Маша пошла за Зинаидой.

Кинув взгляд на кровать, Маша не сразу даже поняла, что на ней кто-то лежит. Маленькая, сморщенная старушечка, почти ребенок, в темном опрятном платьице и белом платочке на высокой кровати почти не занимала места, лежала молча, недвижно, покоив на груди перемотанную тряпицей руку.

Маша несмело сняла повязку, под которой не сразу разглядела рану. Рука под обмоткой была покрыта какой-то бурой кашей с торчащими из гущи обрывками потерявшего былой облик растения.

– Что это? – Строго спросила Мария.

– Это подорожник с солью и ржаным хлебом, – ответила за старушку Зина. – Еще печеным луком хорошо помогает. Мы меняем, по очереди прикладываем.

Печеная луковица и подорожник с хлебом сами по себе были хороши, Маша даже знала, что это из раздела народной медицины, но с воспалением они не справлялись. Краснота пошла по руке выше, Гавриловна мучилась от боли.

– Медикаментозная терапия какая-нибудь проводится?

Зина с испугом и непониманием посмотрела на Машу, Гавриловна недвижно молчала.

– Лекарства какие больная принимает? – перевела Мария.

– Грех это, бесовское зелье, – тихо и вымученно прошелестело с кровати.

– Вот что, вы это бросьте, – рассердилась Маша не на шутку, впервые встретившись с таким отношением к фармацее. – Это что же получается, весь мир во грехе живет? Выбирайте, пожалуйста, или вы лечитесь, как все нормальные люди, или помираете. Только учтите, отказ от лечения Бог может воспринять как самоубийство, а самоубийц сами знаете, где хоронят.

От бабушки Маша когда-то слышала, что самоубийц церковь отвергает и даже хоронить их заставляет не на кладбище, а снаружи, за оградой.

Старушка пошевелилась, видимо, такая мысль не приходила ей в голову, а Маша решительно продолжала:

– Хотите вы или не хотите, но Зина мне сейчас найдет велосипед, я съезжу за антибиотиками. Лежите пока и привыкайте к мысли, что вы не дикарь какой-то, а богобоязненная женщина. Бог, он все видит, видит, как вы себя истязаете, в гроб загоняете раньше времени. Ишь ты, лечиться не хочет! Лечиться, значит, нельзя, а телевизор смотреть можно?

Маша ехидно повела глазами в сторону накрытого вязаной салфеткой телевизора, вполне современного «Филипса». Маша очень рассердилась – это же надо так наплевательски относиться к своему здоровью, – метала громы и молнии. Гавриловна испуганно смотрела на Машу, как на Антихриста. Зина тоже сробела, принялась оправдываться:

– Вы, Машенька, не подумайте, я столько раз ей говорила. Правильно все, лечиться нужно, ведь в цивилизации живем. У нас многие теперь у врачей лечатся, детей лечат. Старики, конечно, не одобряют, а я так считаю: если пустяк какой, то не нужно к врачу, а если что вправду серьезное… А велосипед я вам дам.

Напоследок Маша решила дожать Гавриловну:

– А не хотите по-хорошему, так я врача вам из Норкина привезу, и он вас в больницу заберет. Хотите в больницу?

Маша села на велосипед и поехала домой потрошить аптечку. Щедро выбрала флаконы с «кефзолом», антисептическую жидкость для обработки гнойных ран, «левомеколь», бинты, одноразовые шприцы, ампулы с новокаином, поливитамины «Витрум».

Весь небогатый врачебный опыт сводился у Маши к лечению соседской собаки Герды, когда та сильно повредила лапу. Собаке требовались ежедневные перевязки и уколы, а хозяйка, бабушкина приятельница, лишних денег не имела. Ветеринар оказался с понятием, подробно объяснил Маше, что и как она будет делать, подбодрил:

– Женщине медицинские навыки всегда пригодятся. А начинать на собаке очень хорошо, ответственности меньше. Собака покладистая, кусать не станет. Да они, бесенята, все прекрасно понимают, когда их от боли избавляют. Все у тебя получится, не бойся.

И вот теперь Маше предстояло лечить живого человека.

Маша ехала обратно и всю дорогу уговаривала себя не бояться, успокаивала себя, что Гавриловна весом и размерами почти как собака Герда, антибиотики ведь нужно по килограммам веса рассчитывать.

Гавриловна покорилась приходу «Антихриста»: безропотно позволила Маше обработать рану, сделать блокаду, подставила маленькую, с кулачок, попу под укол, а Маша все это время беззвучно неумело молилась о том, чтобы не тряслись от страха руки.

На прощание пообещала приехать завтра с утра.

И приехала, как обещала. Гавриловна все так же лежала на кровати. Будто и не вставала.

Маша развязала повязку и радостно заметила, что краснота дальше не пошла и даже, казалось, немного спала. Воодушевившись успехами, она в этот раз более сноровисто выполнила все положенные манипуляции, Гавриловна даже не морщилась.

– А вы ели что-нибудь? – поинтересовалась Мария.

– Ела, – тихо произнесла старуха первую за день фразу, – картошка вареная оставалась, я ее с огурцом соленым…

– Ужас! – отозвалась Маша на это известие. – Вам надо сил набираться, а вы картошку с огурцами. Придется за вас всерьез взяться. У вас деньги есть, а то я не взяла?

Маша отправилась в магазин с потертым кошельком-каблучком, купила две куриных ноги, сварила наваристый бульон. Пока готовила, разговорилась со старушкой.

Жила Гавриловна одна. Мужа похоронила давно, сын единственный утонул шесть лет назад, невестка с внуком уехала в город. Гавриловна, хоть и старая уже, с хозяйством справлялась в одиночку, помощи не просила. Вот только топором неосторожно так промахнулась.