Когда часы двенадцать бьют - Алиса Лунина

Она спросила у Ангелины, не знает ли та, кому можно продать коллекцию. Ангелина, покачав головой («Неужели все так плохо, детка?»), дала телефонный номер своего знакомого, собиравшего винтаж. «Но больших денег не выручите, Алевтина, это же так… стекляшки, хотя и весьма симпатичные».

– Ну, хоть что-то, – вздохнула Аля.

Узнав о том, что Аля продала коллекцию, Настя сказала, что она всегда знала, что Аля – дура. «Давай еще квартиру продай и будешь бомжевать на пару со своим непризнанным гением!» Аля сникла:

«Спасибо за сочувствие!»

Но ее сестра была своеобразным человеком – через пару дней Настя приехала к Але и протянула ей пачку денег: «Вот, держи. Считай, что это мой вклад в ваш театр. Хочу быть как этот… Савва Морозов!» Оказалось, Настя продала свои ларьки с сахарной ватой.

Аля обняла сестру:

– Спасибо, Настюша. Вот только не знаю, когда смогу отдать.

Настя махнула рукой:

– Не к спеху. Да, кстати, хотела осенью пригласить твоего Никиту на нашу с Арсеном свадьбу…

Аля улыбнулась – ей казалось, что до осени еще так далеко. Впереди было целое лето. А лето, как поется в одной хорошей песне, – это маленькая жизнь.

Громом и ливнями отшумел июль. На сцену вышел август.

Никита по-прежнему жил у Али, и ей казалось, что вернулись старые добрые времена. Они вместе гуляли в парках, читали друг другу вслух любимые книги, обсуждали свою будущую премьеру, которая была намечена на октябрь, строили новые планы. Все было хорошо, но иногда Аля замечала, что Никита хандрит, словно бы его что-то печалит. Она всеми силами пыталась поддержать его, растормошить.

Как-то Никита обмолвился о том, что хотел бы попробовать себя в кинематографе. «Я всегда мечтал снимать фильмы».

Аля тут же загорелась:

– Конечно, надо попробовать, ты такой талантливый, у тебя все получится!

Никита вздохнул:

– Да, хотелось бы… Но мне уже поздно начинать что-то новое. Да и ресурсов для этого нет.

В ответ Аля разразилась целым монологом:

– Поздно?! Я тебя умоляю! Многие художники начинали творить и куда в более серьезном возрасте! Ник, никогда ничего не поздно! Чего ты ждешь? Прямо за этими окнами – жизнь! И тысячи историй ждут тебя! Бери камеру и иди снимать фильм! Пока нет профессиональной камеры, снимай хотя бы на камеру своего телефона. Главное, уже начать что-то делать! Слушай, Ник, нельзя же всю жизнь ждать подходящего момента!

В ответ Никита с иронией заметил, что, если ей кажется, будто все так просто, пусть она и докажет на деле – пойдет и снимет фильм. «Пойти и снять фильм?» – усмехнулась Аля и вновь вспомнила сказку «Двенадцать месяцев». Ей опять нужно было искать подснежники под снегом. Что ж – ладно.

На следующий день она решила снять небольшой документальный фильм (скажем скромнее – ролик), а идею для него попросила придумать Никиту. «Вот о чем бы ты снял свой фильм?» Никита сказал, что в своем фильме он бы показал один летний московский день – просто один день из жизни большого мегаполиса со всем прекрасным, ужасным, трагичным, смешным, что в нем есть. Это был бы бесхитростный и наивный рассказ от лица автора, который видит этот город – в первый раз, словно только сегодня приехал в Москву откуда-то издалека, и рассматривает все как ребенок, удивляясь жизни «на другой планете».

Аля поделилась идеей с ребятами из театра – Женей, Петром, Ильей, и те ее поддержали. Илья одолжил профессиональную камеру у своего друга-оператора, и в выходные Аля с ребятами махнули снимать кино. С их стороны это, конечно, была настоящая дерзость – если учесть, что у них, не имеющих ни специального образования, ни опыта, может что-то получиться, но они просто взяли и стали снимать свой фильм. Кстати, Аля, затевая все это ради Никиты, до последнего надеялась, что он тоже будет участвовать в съемках, но Никита отказался: «Какой еще фильм? Полный бред!»

Одним днем съемки, разумеется, не ограничились – снимали две недели, потом месяц «сводили» фильм (тут Але здорово помогли друзья Ильи – профессиональные киношники). Они-то и посоветовали ей, когда работа над фильмом была завершена, отправить его на фестиваль документальных фильмов.

Никита, посмотрев фильм, дал свою сдержанную оценку: «Неплохо».

Аля предложила отправить ролик на фестиваль, поместив в титрах его имя как автора идеи. Никита отказался: «Ну уж нет. Я к этому отношения не имею». Особенно не надеясь на результат, Аля отправила заявку с фильмом на фестиваль да и забыла об этом.

* * *

Несмотря на хандру Никиты и накопившуюся усталость, Аля была счастлива. Однажды, вернувшись домой и увидев в прихожей на вешалке плащ Никиты, пропахший его табаком, она подумала, что одна пуговица на этом плаще для нее дороже всех богатств мира.

…Яркий, зеленый хвост лета мелькнул за поворотом и исчез. За делами и рабочей суетой Аля даже не успела заметить, что наступила осень. До премьеры оставалось всего ничего. Между тем Никита как будто и не радовался скорому исполнению своей мечты – замкнулся в себе, выглядел мрачным, подавленным. Аля, все замечая, переживала, конечно, но старалась не лезть к Никите с расспросами – в конце концов, кто этих гениев поймет, кто сможет разобраться в их сложном внутреннем мире?

В начале сентября Аля на выходные уехала к родителям на дачу – отмечали Настин день рождения. Вернувшись домой в понедельник утром, она еще в прихожей увидела, что на вешалке нет плаща Никиты, и встревожилась. Она окликнула Никиту – тишина. А потом на кухонном столе Аля увидела записку. Сердце сжалось от недоброго предчувствия.

«Дорогая Аля, я решил вернуться во Францию. Со студией поступай как знаешь. Уверен, если ты решишь продолжить наш театральный проект, у тебя все получится. Искренне желаю успехов. Спасибо тебе за все! Ник».

Аля бросилась в его комнату. Там было непривычно пусто – никаких вещей Никиты. Из-за распахнутого окна в комнате не осталось даже запаха его табака. Аля опустилась на диван и заплакала. В открытое окно стучал уже не летний, а осенний унылый дождь.

* * *

Осенью Аля поняла, что у нее больше нет сил. «Все! Я ведь тоже живой человек, я больше не могу постоянно что-то устраивать, добиваться невозможного, искать подснежники там, где их нет…»

К театральной премьере в студии все было готово, но без Никиты ничто не имело смысла. «Если это не нужно ему, то значит, вообще не нужно!» – решила Аля. В какой-то миг она просто легла на диван у себя дома и пролежала так три дня лицом к стене, отвернувшись от мира.

В чувство ее привела Настя. Приехав к Але, она увидела картину полного распада личности – ее старшая сестра лежала на диване, вялая и безучастная.

– Давно так лежишь? – поинтересовалась Настя.

– Три дня, – честно сказала Аля.

– А почему?