Выживший во тьме - Владимир Анатольевич Вольный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нервное напряжение стало не меньшим, чем физическая усталость. Находиться рядом с путем к спасению и не иметь возможности на него ступить – это слишком. Соорудить мост не из чего: хотя поблизости хватало всяческого хлама и железа, но я просто не сумел бы им воспользоваться. Прыгнуть – почти что безрассудство… Я прислонился спиной к колонне – одной из немногих выдержавших обвал и всесокрушающую силу давления. Ничего путного на ум не приходило, а делать что-то нужно – знакомое уже чувство опять стало подсказывать, что необходимо поторопиться…
Я высветил противоположную сторону. До того края, где остались оборванные металлические ступени и свисавший вниз конец резинового поручня, вприглядку – по меньшей мере четыре метра. Чтобы перепрыгнуть их без разбега, нужно иметь такую физическую форму, какой я не мог похвастаться и в лучшие времена. Я вновь застонал: вынести столько всего – и встретить преграду почти на самом выходе из подземелья! И тогда я стал собирать все, что только могло гореть, – чтобы осветить и яму, и второй ее край как можно лучше. Изматывающая беспрерывная гонка, более чем суточное блуждание впотьмах, жажда – все это доконало меня, и я в полной прострации сел на камни, даже не думая о том, что находиться на открытом месте опасно. Через минуту я забылся дерганым нервным сном.
В чувство меня привел какой-то зловещий звук. Очень знакомый и неприятный. В угольной шахте нашими спутниками частенько бывали крысы. Вот и сейчас, едва я направил фонарик, как его свет отразился во многих словно рассыпанных вокруг бусинках – глазах серых тварей, усеявших практически весь край платформы. Их становилось все больше и больше. И тогда я вспомнил еще одну, третью заповедь горняка: крысы или мыши, которые в изобилии живут в рудниках, всегда стремятся к поверхности, если чувствуют опасность для своей жизни. Это могло быть что угодно: бушующий где-то пожар, газ, но чаще всего – я сразу похолодел – вода…
Я вскочил и зажег подготовленный заранее костер, который соорудил из обрывков ткани и неведомо как попавших сюда деревянных обломков. Неровное пляшущее пламя отбрасывало тени, и в его свете я увидел, что полчища крыс скоро заполонят все подземелье. Они мелькали у меня под ногами, а некоторые даже цеплялись за штаны, вставали на задние лапки и пытались подняться по мне повыше. Но главное – я увидел торчащий обрывок кабеля на той стороне. Если мне удастся за него ухватиться, я могу попытаться совершить невозможное! И шальная мысль уже не покидала…
Тщательно натер руки пылью, засунул фонарик в карман, чтобы он не мешал, и отошел от края как можно дальше. Несколько раз собирался – и не решался, страшась упасть вниз. И все-таки, преодолевая свой страх, прыгнул! Ухватился чуть ли не за самый кончик кабеля и больно ударился о породу. Кабель выдержал. Подтягиваясь на руках, упираясь носками ботинок в уступы, я выбрался на тот край провала.
Почти сразу после того, как я подтянулся наверх и отполз от края подальше, послышался далекий смутный гул. Крысы, которые бегали на той стороне, как по команде остановились, а потом раздался такой отчаянный писк, что я невольно сделал несколько шагов от края, догадываясь, что это неспроста… Самые смелые из них попытались перебраться ко мне вдоль стены. Почти все они сорвались вниз, не удержавшись на отвесной поверхности. Гул нарастал с каждой секундой. Одной из крыс удалось проползти по еле заметным выступам, и она большими скачками понеслась вверх по лестнице. Я бросился следом, уже понимая, что надвигавшийся шум ничего хорошего не сулит…
Возможно, это была одна из самых глубоких станций – таким долгим мне показался подъем. Приходилось держать фонарик, а свободной рукой хвататься за все, что могло помочь поскорее убраться отсюда. На эскалаторе все тоже было изломано и искорежено, а во многих местах ступеней не имелось вовсе – они упали вниз, и на их месте зияли темные отверстия. Я полз, прыгал, подтягивался – а снизу меня подстегивал тот жуткий гул, в причине которого уже не оставалось никаких сомнений.
Писк, доносившийся снизу, стал совсем уж пронзительным. Лишь на мгновенье я остановился, чтобы посмотреть назад. Что-то темное, бесформенное стало наполнять собой впадину, через которую мне удалось перескочить. И сразу сотни маленьких теней стали прыгать в нее, словно обезумевшие… Некоторым удалось преодолеть препятствие, и они стали рваться наверх, очень быстро догнав меня и продираясь там, где я, со своими размерами, пройти уже не мог. Приходилось перебираться с одного эскалатора на другой, наступать на что-то похожее на человеческие тела… Один раз рядом раздался стон, и я, не подумав, что делаю, протянул руку. В нее как клешнями вцепился кто-то, и я сразу рванул руку обратно. Человек сорвался, и я увидел, как он, кувыркаясь, летит вниз, прямо к стремительно приближавшейся массе… Заорав от испуга, я дернулся прочь. Фонарик, ударившись обо что-то, разбился, оставив меня в полной темноте. Но почти сразу глаза различили узкую полоску света впереди – до выхода оставалось совсем немного! Еще несколько безумных прыжков по ступеням – и я с размаху врезался головой во что-то, оказавшееся плоской плитой. Она полностью перегораживала выход, и только в одном месте, извернувшись, можно было проскользнуть наружу. Как в исступлении расшвыривая все, что попадалось мне под руки, я разобрал лаз и, окончательно разодрав кожу в лохмотья, выполз из подземелья…
Здесь все было завалено. Ни одна стена здания, где находился выход со станции метро, не уцелела. Только в одном месте – именно там, где я выбрался наверх – упавшие перекрытия и плиты сложились так, что между ними хоть и с трудом, но можно было протиснуться…
На какое-то время я ослеп. Глаза, привыкшие к темноте, воспринимали все как сквозь призму, очертания предметов расплывались. Снизу послышался шум. Я заглянул обратно и увидел мутную воду, несущую всякий мусор. Значит, река прорвалась в метро… И только отпрянув от отверстия, я осознал, что спасся. Это было невозможно, это было вопреки всему – но это было именно так! Я остался жив среди ужаса, который неистовствовал и на поверхности земли, и в ее недрах.
Зрение опять стало откалывать странные шутки: я видел все словно сквозь грязное стекло, будто на зрачки попала и