Венец для королевы проклятых - Виктория Александровна Борисова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она помолчала недолго, чтобы перевести дух, и продолжала:
– После смерти супруги король пустился во все тяжкие. Безутешный вдовец начал устраивать такие оргии и кутежи, что старые слуги до сих пор боятся вспоминать о них. После таких ночей даже опытные, все на свете повидавшие шлюхи уходили в монахини! А еще, – Редана понизила голос и опасливо оглянулась по сторонам, словно опасаясь, что кто-то посторонний может услышать ее, – бывало, что из покоев короля слуги тайком выносили чьи-то трупы, наспех завернутые в ковры и занавески… Кто были эти несчастные – никто не знал и не хотел бы знать.
Лишь когда одна из наложниц Людриха, Амаласунта – дева благородного происхождения, бывшая раньше одной из дам-компаньонок покойной королевы, забеременела и родила мальчика, король поутих немного. Ребенок был так похож на него, что даже старая повитуха, которая когда-то принимала самого короля, только головой качала да цокала языком. «Мне показалось, что время повернулось вспять, – повторяла она, – и я снова держу на руках маленького Людриха!»
В конце концов у короля дрогнуло сердце. Он признал сына и даже призвал священника, чтобы совершить брачный обряд с Амаласунтой. Короновать ее как законную королеву он, правда, не стал… Впрочем, это не имело особенного значения. Принцу Хильдегарду достанется только этот замок да несколько деревень в округе. Правда, славный и богатый город Терегист он тоже считает своим по праву – ведь отец обещал оставить его младшему сыну! – но это будет еще не скоро. Король Людрих, хоть и не молод, но крепок духом и телом и может прожить долгие годы. А после его смерти наследником должен стать старший сын, принц Сигриберт…
Тут глаза старухи вспыхнули, и на губах появилась легкая улыбка.
– Вот увидите, когда-нибудь он станет великим королем! – в голосе ее звучала величайшая убежденность. – У него глаза его матери, ее улыбка, а еще он унаследовал ее ум и доброту… Покойная королева могла бы гордиться своим сыном. И я счастлива, что служила ей когда-то!
Гвендилена слушала, боясь пропустить хоть слово. Но рыжая Амма лишь презрительно фыркнула:
– Ага… А теперь ты скребешь котлы, перебираешь горох и чечевицу, да выметаешь золу из очага, так что нечего строить из себя благородную даму!
Но Редана, казалось, ничуть не обиделась. Поглядев на дерзкую девчонку с легкой улыбкой на тонких высохших губах, она вымолвила:
– Правда… Я стара и, наверное, умру здесь. Но я видела другую жизнь, а ты – нет!
– Эй вы, лентяйки, что столпились там? А ну быстрее за работу!
В дверях стоял старший повар Глан. Служанки мигом всполошились, и совсем скоро в кухне стало все как всегда – стучали ножи, что-то скворчало на больших сковородках, поднимались клубы пара над кастрюлями… Гвендилена резала лук и плакала. Обычно она не любила эту работу, но сейчас была рада, что можно не стыдиться слез.
В ту ночь она долго не могла уснуть, несмотря на усталость. Такое с ней случилось впервые с тех пор, как она перешагнула порог замка… Обычно девушка проваливалась в сон, как только добиралась до жесткой циновки, служившей ей постелью, но сейчас, ворочаясь с боку на бок, она чувствовала себя так, будто ее сердце поджаривают на медленном огне. Образ принца Хильдегарда стоял перед глазами, так что, кажется, стоит протянуть руку – и можно коснуться его… Но все это лишь мечты, которым не дано сделаться явью.
Гвендилену душили горькие, злые слезы. Ну почему все устроено так несправедливо? Почему одним все достается просто по праву рождения, а ей выпали одни невзгоды – бедность, попреки, рабская доля… Даже в родной семье она всегда чувствовала себя чужой и нелюбимой! А что впереди? Только тяжелый труд день за днем. Ей не на что надеяться, и незачем зря обманывать себя! Напрасно она твердила, что все еще может измениться. Слова, которые столько раз спасали ее от безумия и отчаяния, теперь казались ложью.
А значит, и жить больше незачем. К чему влачить это убогое существование еще год, или пять, или двадцать? Лучше закончить прямо сейчас, пока никто не успел помешать. В небе светит полная луна, и это хорошо – видно почти как днем! Все надо сделать быстро, чтобы никто из товарок не проснулся.
Гвендилена встала и, как была босая, в одной сорочке, заметалась по кухне. Так мечется птица, случайно залетевшая в дом… Умереть оказалось не так уж и просто! Есть окно, но ей не открыть тяжелую скрипучую створку, не разбудив всех вокруг. К тому же до земли недалеко – каких-нибудь десять локтей, так что можно разве что руки и ноги переломать. Есть тяжелый острый нож, но что, если в последний миг дрогнет рука?
Значит, остается одно средство, последнее. Вот крепкий железный крюк – обычно на нем подвешивали свиные туши. Вот веревка – ею связывали хворост для растопки. «Все, что нужно, держи под руками!» – говаривала мать когда-то. Наверное, это был хороший совет…
Девушка быстро соорудила петлю, пододвинула поближе колченогий деревянный табурет, на котором обычно сидела в углу старая Редана, перебирая крупу узловатыми морщинистыми пальцами. Осталось совсем немного – привязать веревку, просунуть голову в петлю и сделать последний шаг – в никуда, в пустоту, в смерть… Гвендилена и раньше видела, как умирали люди на виселице (взять хотя бы убийц ее отца!), и от души надеялась, что все кончится быстро.
Она уже собралась было влезть на табурет, когда случайно бросила взгляд на большое блюдо, начищенное до зеркального блеска. В лунном свете оно сверкало, как чистое серебро… Но не потому девушка тихо ахнула и выронила веревку из рук. Вместо собственного отражения на нее смотрела та самая зеленоглазая красавица, которую она когда-то видела на озере Трелоно! «Будь я такой, принц Хильдегард непременно полюбил бы меня, – подумала Гвендилена, – о, если бы это было возможно…»
– Все еще может измениться! – знакомый тихий голос послышался где-то рядом. – Все может измениться, если только ты веришь в это…
Слезы хлынули из глаз Гвендилены. Но это были легкие, освобождающие слезы. Она вернулась в свою убогую постель, свернулась в клубочек, и впервые жесткая циновка показалась ей царским ложем. Было почти чудом – снова почувствовать себя живой, поверить, что когда-нибудь еще придет ее время, она непременно дождется своего часа, и тогда…
Что произойдет тогда, девушка додумать не успела. Засыпая,