Тридцать седьмое полнолуние - Инна Живетьева

На самом деле у него кружилась голова. В комнате было душно, от камина тянуло жаром и почему-то пахло пережженными кофейными зернами.

– Ешь, Александрина вкусно готовит.

Ник послушно опустил ложку в тарелку. В прозрачном бульоне плавали морковные звездочки и цветные ромбики из перца.

– Когда вы узнали, что ваш внук – это я? Там, наверху, все приготовлено.

Георг улыбнулся.

– Дней десять назад. Но окончательно уверился в этом, увидев тебя на комиссии. Медицинское заключение оставалось просто формальностью.

Железный дедуля.

– Я забыл на столе у директора документы. Поисковое дело.

– Они у меня. Заберешь потом.

Ник отодвинул тарелку, доесть он не смог. Хотелось поставить локти на стол и подпереть голову, но он сидел прямо, дожидаясь, пока Александрина переменит блюда.

Золотистая жареная картошка лежала горкой, отбивная была посыпана незнакомыми травками.

Ник рассеянно взял вилку и заметил, как следит за его руками Георг.

– Что-то не так?

– Напротив. У тебя сохранились привычки. Марина всегда заботилась о вашем воспитании.

Его и Денека. Ник попытался представить, каким он был, его брат, но не смог.

– Я потратил три года на твои поиски, – голос деда звучал напряженно и сухо. – Мы с Мариной созванивались, и я знал, что вы собираетесь провести отпуск на Белхе. Потому в запросах указывал Фергуслан. Мне и в голову не приходило, что ты сможешь уйти в горы. А когда спустя полтора года добился полномасштабного розыска, было уже поздно: тебя записали Зареченским, и нигде не значилось, что фамилия придумана. Ты знаешь, есть интернат, где содержатся безнадежно искалеченные мальчики и девочки. Те, кто уже не сможет назвать своего имени. Я ходил между койками и боялся, что ты среди них, но я не узнаю тебя. Прошло столько лет с тех пор, как мы виделись.

– Почему вы были уверены, что я жив?

– Ты не мог не выжить. Потом ты это поймешь.

Ник ковырнул вилкой отбивную.

– Если не хочешь есть, я скажу, чтобы подавали кофе.

Замутило, и снова, как в директорском кабинете, подкатила к горлу желчь.

– Не надо. Вы извините, но я почему-то засыпаю, – сказал Ник и добавил, опережая деда: – Нервы, наверное. Можно, я лягу?

– Да, конечно, иди.

В спальне Ник сбросил кроссовки и бухнулся на кровать, не раздеваясь и не снимая покрывала. Закрыл глаза – качнулась под головой подушка.

«Микаэль Родислав Яров».

…Очень хотелось есть, хоть кору грызи. Потом в желудке поселилась тупая боль, заглушившая голод.

Стоило задеть деревце, и с листьев щедро сыпались капли. Красивые, светящиеся на солнце, но Ник вздрагивал от холода. Часто оборачивался: казалось, крадутся за ним. Пугало все: неожиданный треск ветки, порыв ветра, птичий крик.

Осиновый лесок постепенно становился гуще. Показались холмы, темные от елей. Вскоре Ник вышел на проселочную дорогу. В колеях еще подсыхала вода, а трава по обочинам уже успела выпрямиться под солнцем. Пушистые метелки щекотали колено сквозь дыру на джинсах. Слева дорогу закрывала тень от холмов, и Ник держался правой стороны. Он шел на северо-восток, в сторону границы, надеясь лишь, что не обманулся с направлением.

За поворотом увидел разбитую машину, двухместный «ТАН» с незастекленными дверцами и брезентовой крышей. С водительского места свешивался убитый ареф. Кровь по опущенной руке натекла на землю, и над бурым пятном жужжали мухи. Ник подошел ближе – в машине могли оказаться еда и аптечка. Дверца с пассажирской стороны не открывалась, так ее покорежило. Пришлось забираться через оконце. Дерматин на сиденье порвало пулями, и сыпалась труха, набиваясь в дыру на джинсах. Ник пошарил в бардачке, вытащил зажигалку и пачку сигарет. Потом решился обыскать труп. Было не страшно, а просто неудобно и грязно, загустевшая кровь пачкала руки. Под ногами у арефа нашел армейский «ТР-26».

Ник выбрался из машины, едва не сорвавшись с высокой подножки. Сел на обочину, вытер руки о траву и принялся изучать добычу. Пистолет, наверное, давно таскали без кобуры – виднелись мелкие царапины на темном металле. Ник нажал на защелку и вынул магазин. Осталось четыре патрона. Он снова зарядил «тэрэшку» и взял, примериваясь, как быстро можно снять с предохранителя. Получилось плохо: руку повело, «ТР-26» оказался непривычно тяжелым и длинным по сравнению с… чем? Ник судорожно хватанул губами воздух, ставший вдруг вязким и горячим. А откуда он знает, как обращаться с оружием?! Понятно, что стрелял раньше, но когда? Где это было?!

Уронил руку с пистолетом на колени. Он не помнил ничего. Мелькали обрывки, похожие на сны: полыхает автобус на городской площади; в белесом свете плавают люди-рыбы; мертвая кошка лежит на глиняном дувале; рычащий грузовик таранит красно-белый шлагбаум; женщина в темном платке подает кувшин с молоком.

Сказал вслух:

– Я в Арефе. – Это он знал точно. – Меня зовут…

От оглушительной тишины в голове заложило уши. Пришлось сглотнуть, как в самолете… Самолете?! Каком? Куда он летел?

Лихорадочно зашарил по карманам. Мешал пистолет, но Ник не сообразил отложить его. Хоть что-нибудь найти! Что угодно: записку с номером телефона, ключ от дома, билет на автобус, монетки, фантик от жвачки. Опомнился, лишь больно стукнув «тэрэшкой» по бедру.

Ничего нет. Только драные джинсы, кроссовки и футболка, превратившаяся в лохмотья.

С той стороны, откуда он пришел, послышался шум. Ник повернул голову.

Почему он не убежал? Мог откатиться в лес и спрятаться. Но подумал об этом позже, а тогда лишь смотрел, как остановился мокик и с него слез бородатый парень в камуфляже. Ареф цыкнул сквозь зубы, оглядывая машину, и потянул из кармана рацию. Включить на передачу не успел – заметил Ника. Рванул автомат, висевший на груди, но тут же расслабился, хотя пальцы с гашетки не убрал.

– Тьфу, пацан! Чего тут сидишь? Под пулю хочешь?

Он говорил чисто, лишь слегка выделяя согласные. Ник молча смотрел на него.

– Брось пистолет. Ты его в машине нашел? Брось! Сейчас за меньшее стреляют. Слышишь? Давай! – и повел автоматом.

Ник медленно – так ему показалось! – поднял руку и нажал на спусковой крючок. Ударило отдачей, очень сильно.

Из-под бороды плеснуло красным, сразу залив грудь. Ареф булькнул и повалился на спину. Звякнул задетый им мокик.

Ник выронил пистолет и сунул кисть под мышку. Согнулся, упершись лбом в колени. Кружилась голова.

Открыл глаза в сумерках.

На потолке покачивались тени – шевелились ветки дуба. Через дверной проем в соседней комнате виднелись часы, циферблат поблескивал в лунном свете. Затихал в корпусе отзвук удара. Ник приподнялся на локтях и разглядел: стрелки сошлись на полуночи.