Проклятие Гримм-хауса - Карен МакКвесчин

– Вы умеете летать? – удивилась Хэдли, но ответа не дождалась: только вспыхнула пара тысяч изумрудных глазок – и рой вылетел из комнаты вслед за Иглой.

После того как Игла с остальными улетела, Хэдли пришлось подождать, пока глаза снова привыкнут к темноте. Она вышла из кухни, миновала столовую, где помедлила возле стола, но не обнаружила на нём ни малейших следов недавнего пиршества. Девочка двинулась дальше по коридору и уже почти прошла через холл, но вдруг остановилась.

Холл. Единственное место во всём доме, где ей было по-настоящему хорошо, но лишь оттого, что здесь она танцевала. И вот теперь, послушав Иглу, она твёрдо решила больше не делать этой ошибки. И всё же какая-то сила словно толкала её на середину комнаты, под люстру, где она танцевала до блаженного изнеможения. Она постояла на пороге, разглядывая комнату и гадая, что почувствует, если ещё раз встанет на это место.

Хэдли как во сне оказалась в центре пустого пространства, точно под люстрой. Она посмотрела вверх, вспоминая, как вспыхнули и загудели лампы, когда она высказала то, что лежало на сердце. Глупое совпадение? Впрочем, для неё всё здесь потеряло смысл, в том числе и тот факт, что она торчит на этом месте. Что она творит? Тётки могут проснуться в любую минуту и застукать её не в постели. Ей некогда отвлекаться.

Но и тогда Хэдли не смогла двинуться с места. Ведь одна минута ничего не решает, правда? Она зажмурилась и встала в первую позицию, пятки вместе, носки врозь, руки перед собой. Пять балетных позиций она выучила на самых первых уроках танцев и к этому времени успела повторить их сотни, тысячи раз. Это стало для неё так же естественно, как ходить. По-прежнему не открывая глаза, она перешла во вторую позицию и задержалась на секунду, прежде чем сменить её на третью. Она живо представила свою учительницу, мисс Лавинию: вот она идёт вдоль шеренги девочек, кому-то поправляет руки, кому-то велит поднять голову и держать в таком положении.

Ах, как же ей не хватало прежней жизни – каждого мгновения! Она скучала по Софии и Лили, по урокам танцев, по пробуждению в своей постели. Ей не хватало солнечного тепла на лице, и приветствий соседей в лифте, и настоящего смеха, такого, от которого невозможно дышать. Но больше всего она скучала по маме и папе. И если вот сейчас не открывать глаза, можно представить, что она занимается у себя дома. И хотя бы на краткий миг вернуться туда, где её законное место.

Она продолжила и, когда встала в четвёртую позицию, вдруг почувствовала, как засветилась люстра: от неожиданности её глаза распахнулись. Что происходит? Разве такое возможно? Она оглянулась, но в комнате больше никого не было. И тут она заметила то, на что не обращала внимания раньше. Здесь не было выключателя. Но тогда как засветилась люстра? Девочка вышла поискать выключатель на стене снаружи, и люстра тут же погасла. Словно…

Мысли понеслись в голове беспорядочным вихрем. Люстра горела, когда она раньше танцевала для тёток? Должна была гореть, но точно Хэдли не помнила.

Она попробовала снова: встала под люстру, уже не закрывая глаз, и повторила все пять позиций. Люстра ожила, поначалу неохотно и тускло, как светлячок. Но к пятой позиции свет сделался таким ярким, что стали видны мелкие цветочки на обоях. Она остановилась, и свет на миг замер, а потом медленно померк: через пару минут воцарилась кромешная тьма.

Возможно ли, что это она зажигала свет? Она старательно вспомнила свои представления перед тётей Максин и тётей Шарман. Каждый раз она начинала ранним вечером, когда ещё было светло, так что потом, когда зажигалась люстра, она просто не обращала внимания. А потом они сразу отправлялись спать, и у неё не было возможности увидеть, как она гаснет.

Но почему? Зачем двум старухам заманивать в ловушку в своём ветхом доме маленькую девочку, а потом заставлять её танцевать, чтобы зажечь люстру? Почему просто не заплатить за электричество, как принято? В этом доме всё не как у людей.

Может, Игла права и ответы найдутся на чердаке. Проверить это можно было лишь одним способом.

Когда Хэдли выглянула из своей комнаты в коридор, её удивил свет, струившийся из приоткрытой двери одной из спален. Неужели одна из тёток проснулась? Но нет, она отчётливо слышала звуки, издаваемые тётками во сне. Тётя Максин храпела громко, как труба. Тётя Шарман вдыхала с шипением, как змея, и выдыхала с присвистом. Хэдли вышла в коридор и медленно двинулась по нему, замирая в тишине и снова шагая под звуки храпа.

Напротив спальни тёти Шарман она задержалась и заглянула в щель приоткрытой двери, готовая в любой момент пуститься наутёк, если её увидят. Но она могла не бояться. Тётя Шарман раскинулась на кровати с закрытыми глазами и книгой, забытой на груди. Седые кудряшки рассыпались по подушке. От ночника по комнате метались странные тени.

Хэдли присмотрелась внимательнее. Обстановка в комнате у тёти Шарман была намного приятнее, чем у неё: белая мебель с золочёными украшениями. Над туалетным столиком висело овальное зеркало с парой херувимов, посылавших поцелуи тому, кто смотрелся в зеркало. А на потолке лепной медальон оживляли знакомые фигуры. Хэдли присмотрелась и не поверила своим глазам. Такие же цветы и птички были в спальне у неё дома! Она даже отважилась сделать робкий шажок внутрь, чтобы подойти поближе, то и дело косясь на спящую женщину, – но та даже не шелохнулась. И ей стало ясно, что узор был не просто похожим, а в точности как у неё. Она старательно рассматривала лепнину, пока не увидела колибри. Он был таким же, как дома, вплоть до кончиков крылышек. Она отлично помнила, как папа поднял её, чтобы она могла погладить птичку по гипсовым пёрышкам, и сказал, что вторых таких нет. Определённо он ошибался. Художник сделал по крайней мере ещё один такой медальон, и вот он перед нею.

Её мысли были прерваны скрипом кроватных пружин: тётя Шарман повернулась во сне. Книга сползла на край кровати, и теперь Хэдли могла прочесть название: «Первые шаги к бессмертию». Во сне тётя Шарман пробормотала:

– Никого в жизни не видел красивее…

Медленно, едва дыша, Хэдли выбралась из комнаты. С бешено бьющимся сердцем она прокралась до конца коридора.

Девочка толкнула дверь на чердак, с облегчением обнаружила, что она не заперта, и переступила порог. Теперь её окутывала совершенно непроницаемая тьма. Она подождала и вытянула перед собой руки, чтобы нащупать лестницу. Нашла её и поднялась на первую ступеньку, но остановилась. Здесь было совсем темно. Она не увидела бы даже собственную руку перед носом. Может, это была не такая уж хорошая идея? А что, если здесь прячется что-то похуже тёток? Какое-нибудь чудище, которое питается детьми? Ох, и с чего она взяла, что на тараканов можно положиться?