Две королевы - Джон Гай

Король выдавал желаемое за действительное. Дофин был смел и умен, но физически слаб. Даже в таком юном возрасте он выглядел неподходящей парой для Марии, поскольку она была необычайно высокой для своих лет, а он — слишком маленьким. Мария была жизнерадостной, разговорчивой и бурно жестикулировала, а Франциск был неуклюжим заикой. Подходящей парой они казались только благодаря усилиям Дианы де Пуатье. Несколько месяцев она напоминала леди д’Юмьер, чтобы та обучила дофина основам ухаживания. Леди д’Юмьер поняла намек, и Диана, сообщая о первом успехе ее воспитанника, настоятельно рекомендовала: «Если Вы хотите доставить удовольствие королю, продолжайте учить его этим милым маленьким уловкам».

Мария уловила эти сигналы и присоединилась к спектаклю. Она интуитивно поняла, насколько важно обращаться с Франциском так, чтобы угодить королю, ее новому «отцу», и что лучший способ взаимодействовать с ним — искать дружбы мальчика, одновременно используя условности куртуазной любви и притворяясь его «возлюбленной».

Это была магическая формула. И коннетабль, и венецианский посол отмечали ее изящные и скромные манеры. Дофин же, поощряемый леди д’Юмьер, увлекался охотой и военными забавами. Дядя Марии, Франсуа, подарил ему специально изготовленные детские доспехи, и мальчик в своем тщательно переписанном благодарственном письме называл себя «благородным рыцарем», который верен старинным обычаям и стремится «завоевать сердце прекрасной и целомудренной дамы, Вашей племянницы».

Вскоре после Рождества Антуанетта де Бурбон сообщила матери Марии о решении короля, что все его дети будут обучаться вместе. Это было явным отступлением от традиций, но Генрих хотел, чтобы дети «привыкли к обществу друг друга».

Отчасти это было его искренним желанием. Он хотел, чтобы Мария и Елизавета, его собственная старшая дочь, воспитывались как сестры, а дофин встречался с Марией в непринужденной обстановке и под надзором старших. Но были и тайные причины, например, тот факт, что шотландская свита Марии, по крайней мере ее мужская часть, постепенно превратилась в обузу. Шотландцев, несмотря на их высокий статус, не любили при дворе, где они служили в королевской гвардии, garde ecossaise. С точки зрения французского придворного этикета они были грубы и неотесанны. Теперь Генрих хотел отправить домой тех, кто прибыл с Марией из Шотландии.

Главной заботой воспитателей Марии был язык. До сих пор девочка говорила на шотландском и почти не знала французского. Это следовало исправить как можно быстрее. Немаловажным был и вопрос расходов, потому что мать маленькой Марии не платила жалованье свите дочери, и Генрих не хотел оплачивать отдельный штат прислуги для каждого королевского ребенка — более подходящим ему казался общий штат воспитателей и гувернеров. Согласно новым правилам все должны были говорить только на французском и соблюдать установленный протокол. Придворные штаты Марии и дофина объединялись. Его сестры вместе с прислугой делили роскошные апартаменты с Марией и ее компаньонками, и всем этим хозяйством заправляли д’Юмьер и его жена.

Мужская часть прислуги Марии, за немногими исключениями, была оттеснена на вторые роли, и даже в ее женской части произошли изменения. Поначалу четыре Марии повсюду сопровождали маленькую королеву, но, когда она немного освоилась и привыкла к новому окружению, их отправили в школу в доминиканском монастыре в Пуасси, где девочек обучали французскому, а в их отсутствие Марию обязали говорить только по-французски. Даже Синклер, ее старая нянька, оказалась под угрозой отправления на родину. Ее вернули только после вмешательства матери королевы Марии, но ее просьба столоваться отдельно от француженок осталась без ответа. Синклер устала от покровительственного отношения слуг остальных королевских детей, но, несмотря на неоднократные просьбы, ее вынудили жить и работать вместе с прислугой, которую Генрих нанял для собственных дочерей.

Леди Флеминг, в отличие от всех остальных, ничего не угрожало. Она свободно владела французским и хотя была замужем за шотландцем, но в ней было «все, чего только можно желать». Правда, и тут имелась скрытая цель. На первый взгляд все выглядело так, будто Мария не могла обойтись без своей гувернантки, которую сочли неподходящей для остальных королевских детей. Соответственно, Флеминг оставили руководить женской прислугой Марии, несмотря на возможные разногласия по поводу расходов с д’Юмьером и позже с д’Юрфе.

Правда заключалась в том, что красивая и любвеобильная Флеминг стала новой любовницей Генриха II. Король даже написал матери королевы Марии, чтобы та не обошла ее милостями. «Я убежден, что Вы цените заботу, беспокойство и величайшее внимание, которые моя родственница, леди Флеминг, день ото дня выказывает нашей маленькой дочери, королеве Шотландии, — лукаво отмечал он. — Я должен постоянно помнить о ее детях и ее семье».

В один из вечеров ревнивая Диана де Пуатье удивила короля, только что покинувшего объятия ее соперницы. Она устроила скандал и обвинила Генриха в том, что он оскорбляет королеву Шотландии, заведя интрижку с ее служанкой. Тайно пробираясь в покои Марии на любовное свидание, Генрих ставил под сомнение репутацию юной королевы.

Генрих проигнорировал протесты Дианы, но последнее слово, как всегда, осталось за ней. В 1551 г. леди Флеминг забеременела. Она родила сына, Генриха Ангулемского, и это стало ее роковой ошибкой. Интрижка Генриха перестала быть тайной, сразу пошли неприличные слухи. Диана решительно выступила в защиту доброго имени королевской семьи, и скомпрометированную Флеминг отправили в Шотландию, однако ее дочь, главная из четырех Марий, осталась во Франции.

Несмотря на новую, увлекательную жизнь, Мария очень скучала по матери. В апреле 1550 г., после почти двух лет разлуки, она с огромной радостью узнала о предстоящем визите Марии де Гиз. Но радость юной королевы была окрашена печалью — после двухмесячной болезни в Жуанвиле в возрасте 54 лет скончался ее дед Клод, герцог де Гиз. Первое официальное письмо Марии было формальной верительной грамотой для сеньора де Брезё, которого Генрих II решил отправить в Шотландию с печальным известием.

Марию посчитали слишком маленькой, чтобы присутствовать на похоронах деда, и от ее имени отправили представителя. Ее мать тоже не могла приехать и очень расстраивалась: «Я потеряла лучшего отца, который только может быть у ребенка», — сказала она своему брату Франсуа, который унаследовал герцогский титул.

Мария де Гиз решила ускорить свой визит и для выбора своего дорожного гардероба обратилась за советом к Диане де Пуатье — именно она, а не Екатерина Медичи, была арбитром в вопросах моды — относительно траурного протокола в Сен-Жермене. Генрих II организовал путешествие, получив для нее дипломатический паспорт у английского Тайного совета, поскольку желудок у нее был слабее, чем у дочери, и она страдала от морской болезни. Перспектива долгого морского путешествия из Шотландии пугала ее, и она предпочитала более долгий и медленный путь по суше через Англию, а затем короткое путешествие на другую сторону Ла-Манша через Дувр.

Мария красочно описывала планы матери в письмах Антуанетте де Бурбон. Она просто не могла сдержаться, говорила Мария, потому что бабушка должна узнать «радостные вести, которые я только что получила от моей матери, королевы». Торопясь закончить письмо, Мария потеряла смысловой глагол в череде придаточных предложений, но суть была ясна. Приезд матери «станет для меня величайшим счастьем, какое только можно желать в этом мире… молю Вас, мадам, Вы многократно увеличите мою радость, если найдете возможность поскорее нанести мне визит, а пока вооружитесь терпением, которое Вы можете проявить по такому случаю». Меньше чем за два года Мария в совершенстве овладела французским. Ее стиль был несколько неуклюжим, но грамматика безупречна.