Сестры Эдельвейс - Кейт Хьюитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я… я не знаю.
– Не принимается, – Франц покачал головой и чуть сжал её руку. – Ты должна что-то придумать.
– Я всегда хотела побывать в Париже – сказала она наконец. – Увидеть Эйфелеву башню. У папы есть её фотография, и она кажется мне такой… современной. Он был там в юности, ещё до того, как женился на маме.
– Париж, – задумчиво повторил Франц. – Что ж, пусть будет Париж.
Она рассмеялась над тем, сколько уверенности было в его голосе.
– Ты что же, махнёшь волшебной палочкой, и я там окажусь?
– К сожалению, у меня нет волшебной палочки, но однажды мы отправимся в Париж. Я обещаю.
Она покачала головой, смущённая его тоном и словом «мы».
Они замедлили шаг, потом вообще остановились в живописном месте, откуда открывался вид на деревню, раскинувшуюся далеко внизу, как густо-зелёное волнистое море, и неровные пики заснеженных гор, окаймлявших яркий горизонт.
– Я тебе, наверное, кажусь очень провинциальной, – помолчав, сказала Иоганна, хотя это признание больно задело её гордость. – Отец говорит, что у тебя диплом Венского университета, и ты столько всего знаешь о театре и музыке, философии и математике… – Она закусила губу, стараясь не заострять внимание на том, что и так было очевидным, но тщетно. – А я прочитала очень мало книг, единственный спектакль, который я видела в своей жизни, – «Йедерманн», и то только потому что его бесплатно показывают на площади. – Она смерила Франца откровенным, даже вызывающим взглядом. – И если честно, я невысокого мнения о нём. Столько суеты из-за обычного человека.
Франц расхохотался и за руку ближе притянул Иоганну к себе.
– Вот поэтому ты мне и нравишься, Иоганна, – сказал он, и его взгляд стал мягким, даже нежным. – Венцы – такие снобы по части всего, что касается их музыки и их театров. Они мнят себя самыми культурными, самыми искушёнными, но на самом деле они просто очень, очень скучные.
– Боюсь, что я скучнее.
– Нет. – Он притянул её ещё ближе, и теперь они шли совсем рядом. – Ты нисколько не кажешься мне скучной.
– Только потому, что мои провинциальные взгляды для тебя в новинку, – заметила Иоганна чуть громче, будто хотела что-то доказать ему, а может быть, самой себе. – Признай это. Ты должен признать.
– Вот как, должен? – Глаза Франца заблестели сильнее. – Я думаю, ты просто напрашиваешься на комплименты.
– На комплименты?
– Хочешь, чтобы я рассказал тебе, какая ты чудесная? Твои золотые косы и сияющие глаза? – Он коснулся её кос, заправленных за уши. – Или хочешь, чтобы я рассказал, как ты меня волнуешь? Что каждый раз, ставя передо мной тарелку, ты будто бросаешь мне вызов?
– Вызов? – прошептала Иоганна, едва дыша.
– Всё, что ты делаешь, ты делаешь с явной целью, Иоганна. Самое заурядное действие в твоём исполнении становится необыкновенным и волнующим. Может быть, вся твоя жизнь и проходит на кухне, но разумом ты в других сферах. Ты совсем не кажешься мне провинциальной, и я хочу, чтобы ты это знала.
Это правда, поняла Иоганна с волнующим трепетом, и она уже это знала. Хотя гордость призывала её быть осторожной, сердце шептало совсем другое, и всё её тело пылало. Её губы изогнулись в древней как мир коварной женской улыбке, и Франц тихо рассмеялся.
– Да, ты знаешь, – пробормотал он и притянул её ещё ближе. Он наклонил голову, не сводя с Иоганны взгляда тёмных глаз.
Сейчас он меня поцелует, подумала Иоганна. Это казалось немыслимым – что такой красивый, умный, интересный мужчина хочет поцеловать её – её, Иоганну Эдер, знающую лишь кухню да церковь, её, будущее которой казалось таким унылым и предсказуемым. Вот каким станет её первый поцелуй, осознала она с трепетом и ужасом.
– Эй, вы двое, – позвала Биргит, и Иоганна отшатнулась от Франца. – Мы нашли место для пикника. Франц, корзина у тебя!
– Иду! – воскликнул Франц, высоко подняв корзину, как трофей.
Иоганна шла, опустив голову, за ним вверх по склону, и всё её тело горело, хотя он даже к ней не прикоснулся. Неужели я правда его волную? Ей очень хотелось в это поверить, но мешали гордость и страх быть униженной. Она была напряжена и всё же полна надежд.
Если он просто развлекается, она спустя пару недель будет брошена и взбешена, но что хуже всего, её сердце будет разбито. Она знала, что не вынесет ни того, ни другого, но боялась, что уже не в силах защититься от чувств.
Поднявшись на вершину холма, Иоганна увидела, что все уже сидят в одно й из тех грубо сколоченных альпийских хижин, что разбросаны по всей сельской местности. Мать массировала распухшие лодыжки, Биргит насупилась, а Манфред радушно улыбался им обоим. Лотта стояла на холме в нескольких метрах от них, широко раскинув руки и запрокинув голову. Золотистые волосы сияли в солнечном свете, и она была похожа на ангела. Ангела в шипованных ботинках.
– Лотта, что ты делаешь? – воскликнула Иоганна, чувствуя раздражение и вместе с тем нежность. Порой ей казалось, что младшая сестра – не от мира сего.
– Молюсь, – заявила Лотта, не открывая глаз. – Разве ты не чувствуешь, что здесь мы ближе к Богу? Я почти могу коснуться неба.
– Ну да, ближе почти на тысячу метров, – сухо ответила Иоганна. – Но коснуться его ты сможешь, только если оступишься.
Рассмеявшись, Лотта опустила руки и посмотрела на всю компанию. На её лице была написана такая безмятежная радость, что Иоганне показалось – может быть, сестра права и в самом деле, пусть и на миг, прикоснулась к чему-то неземному и вечному.
– Не оступлюсь, – ответила она, переведя взгляд с Иоганны на Франца. – А ты чувствуешь, что мы ближе к раю, Франц?
Сунув руки в карманы, он качался на каблуках.
– Увы, не чувствую, – ответил он с улыбкой, – поскольку я не верю в рай.
– Как? – изумлённо вскрикнула Лотта.
– Что ты имеешь в виду? – недоверчиво поинтересовалась Иоганна. – Конечно, веришь.
Франц покачал головой, по-прежнему улыбаясь.
– Боюсь, что нет. И в Бога тоже, если на то пошло. Во всяком случае, на данный момент я придерживаюсь этой версии – не уверен, что какое-либо божество действительно существует, и не сталкивался ни с чем, что могло бы меня переубедить.
Иоганне вспомнились жаркие, но дружеские вечерние дебаты между Францем и отцом; она не чувствовала, что