Крестовый поход - Робин Янг

— Нет, мессир, — пробормотал Уилл.

А что еще он мог сказать? Великий магистр ожидал от него ненависти к сарацинам, ожидал желания сражаться за идеалы Темпла и мечты христианства. Так мыслили все добрые христиане, все доблестные рыцари.

Два столетия назад сюда пришли те, кого мусульмане называли аль-фиринья, франки. Захватив в кровавых битвах большие города — Антиохию, Триполи, Иерусалим, — подавив мусульман, иудеев и местных христиан, первые крестоносцы утвердились на этой земле, которую называли Святой. Здесь они образовали четыре государства. Здесь родились поколения, никогда не видевшие ни холмистых равнин Англии, ни зеленых лесов Франции и Германии. Им были знакомы лишь унылые пустыни Сирии и Палестины.

Крестовые походы шли один за другим. На Святую землю с Запада хлынули люди в надежде на отпущение грехов и в поисках богатства. Но прошли годы, все изменилось. Ослабевшие франки с трудом удерживали Иерусалим от посягательств неверных, и наконец тридцать два года назад мусульмане его отвоевали. Из четырех основанных первыми крестоносцами государств в руках христиан оставались только графство Триполи и Иерусалимское королевство, столицей которого теперь стала Акра. Графство Эдесса и княжество Антиохия были потеряны. Теперь в гавань Акры суда приходили большей частью полупустыми. На Святую землю стремились лишь наемники и разный сброд. Беглые преступники и крестьяне, доведенные нищетой до отчаяния. Число паломников тоже сильно сократилось.

Уилл понимал правоту великого магистра. Многие с горечью переживали потери от нашествий Бейбарса. Несмотря на усилия «Анима Темпли» к утверждению мира, тамплиеры и все остальные продолжали с надеждой смотреть на море, не появится ли на горизонте величественный флот, который возвестит о новом Крестовом походе и возвращении Иерусалима в руки христиан. С каждым годом франков оттесняли все ближе к морю, и никто не знал, как долго они смогут здесь оставаться.

Когда великий магистр заговорил о том, как он намерен восстановить положение христиан на Святой земле, Уилл вспомнил недавние слова сенешаля: «Я опасаюсь, что таким смелым окажется наш великий магистр. Он не скрывает своего желания отвоевать у Бейбарса потерянные земли и может порушить наш мир с сарацинами».

— Нам нужно объединить силы на землях, которые нам оставил Бейбарс. Мы разобщены и слабы. Акра — это… — Гийом задумался, подыскивая определение поярче, — это толстый червяк, извивающийся на крючке. — Он смотрел на Уилла, но казалось, что обращается к большому собранию. — А мы заняты каждый своими трудностями и не замечаем, что рядом в воде притаился хищник, готовый этого червяка заглотить. — Гийом сжал кулак. — И нам конец. — Он поднялся и зажег свечу. — Если мы хотим выжить, нам нужно быть вместе. Беда придет снова, обязательно придет. И объединиться нам поможет мой кузен, когда взойдет на трон Иерусалима.

Только при зажженной свече Уилл осознал, как затянулся разговор. За окном стало совсем темно. Скоро колокола зазвонят к вечерне.

— А это уже определено, мессир, что на трон взойдет Карл Анжуйский? — осторожно спросил он.

— Есть надежда. На Лионском соборе папа Григорий склонил Марию Антиохийскую продать Карлу свои права на иерусалимскую корону. Это должно случиться скоро, и мы опять получим надежного правителя.

Вести о соборе в Лионе достигли Акры. Уилл слышал разговоры о борьбе за трон Иерусалима. Пока королем считался Гуго III, который также был королем Кипра. Иерусалим давно находился под властью мусульман, но титул короля давал его носителю власть над Акрой и тем немногим, что осталось от Заморских земель. Гуго поступил иначе, чем большинство его предшественников, которые передавали управление Акрой регенту. Он прибыл с Кипра, решив по-настоящему править, чем вызвал недовольство подлинных властителей Акры. Рыцари высоких рангов, купцы, община бюргеров и верховный суд — все они десятилетиями не видели над собой никакой власти и привыкли к свободе. К тому же на трон Иерусалима претендовала также кузина Гуго, Мария, принцесса покоренного сарацинами княжества Антиохия. Верховный суд Акры был склонен принять сторону Гуго, и Уилл понимал почему. Молодой король Кипра внушал большие надежды, чем старая незамужняя принцесса. Однако Мария не смирилась и на Лионском соборе обратилась с жалобой к папе, который убедил ее продать права на трон Карлу Анжуйскому.

Уилл вспомнил замечание сенешаля, что папа Григорий недоволен Гуго и желает видеть на троне Иерусалима более серьезного правителя. Но Гуго вряд ли уступит без боя. При этом расклад предполагался такой: Темпл и венецианцы примут сторону Карла, а госпитальеры и генуэзцы выступят за Гуго. Так что не исключено кровопролитие.

Гийом тем временем опомнился, осознав, что сказал больше, чем следует. Он встал и весело улыбнулся Уиллу:

— Я призвал тебя сюда, чтобы принести благодарность, а вместо этого заговорил до изнеможения. Но ты должен меня понять, Уильям. Путешествие было долгим, и я все время находился наедине со своими мыслями.

— Я понимаю, мессир.

— И еще. — Великий магистр внимательно посмотрел на Уилла: — Я поручаю тебе дознаться, кто хотел меня умертвить. Тот юноша на пристани не был опытным убийцей, в этом я уверен, и, не исключено, действовал по чьему-то наущению или приказу. Маршал де Север обыскал мертвое тело и полагает, что он итальянец. Это одна зацепка. Вторая — мальчик, которого ты преследовал.

— Но, мессир… — начал Уилл.

— На тебя вся надежда. Ты единственный, кто видел мальчика.

За окном глухой колокольный звон возвестил, что пришло время вечерни. Великий магистр не сводил с Уилла взгляда.

— Я приложу все старания, — проговорил он.

Великий магистр улыбнулся:

— А теперь ступай, мой друг.

В свои покои Гийом вернулся лишь поздно вечером.

Он достал из дорожного ларца молитвенник, сел за стол, положил перед собой. Молитвенник был старый, в дорогом кожаном переплете с золотой застежкой тонкой работы.

Какое-то время Гийом сидел, не открывая его. Только гладил пальцами обложку. Он очень устал, болела голова. Великий магистр редко болел, и это недомогание было непривычно. В часовне после вечерней службы он произнес речь, с восторгом принятую братьями-тамплиерами. Потом разделил с ними трапезу в Большом зале, побеседовал с высшими чинами Темпла. Беседа могла бы длиться дольше, но помешала головная боль. Но сегодня был всего лишь его первый день здесь, на посту великого магистра. Они обсудят дела завтра. Гийом расстегнул застежку и открыл страницу с загнутым углом.

«Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя Твое. Да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на землех. Хлеб наш насущный даждь нам днесь. И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должникам нашим. И не введи нас во искушение, но избави нас от…»

В дверь постучали. Затем она открылась, и вошел давний и надежный телохранитель Гийома, сицилиец. Короткие с проседью волосы еще сильнее подчеркивали смуглость его загорелого лица.