Альбигойский крестовый поход - Джонатан Сампшен

с катарами. Некоторые сами стали еретиками, как монахи из Але и Сент-Илера, которых папский легат разогнал после крестового похода.

По прошествии восьми веков можно с большей симпатией относиться к этим церковникам, чем их современники. Если истеблишмент не смог сплотиться вокруг Церкви в Лангедоке, как это произошло в Рейнской области или Иль-де-Франс, то это произошло потому, что его члены были глубоко разделены между собой. Когда Раймунд V сказал аббату Сито, что раскол разделил мужей и жен, отцов и сыновей, он произнес нечто большее, чем клише, которое обычно подразумевают подобные выражения в словах средневековых авторов писем. Аббаты Сен-Папуль и Сен-Волюзьен-де-Фуа принадлежали к еретическим семьям. Нет никаких доказательств того, что они даже тайно симпатизировали катарам, но их эффективность как лидеров католического возрождения была слабой. Вероятно, они чувствовали себя так же, как Гийом Пейре, епископ Альби, когда его собственный кузен сказал ему, что его похоронят на кладбище катаров, и ему придется добираться туда ползком. Несколько лет спустя епископ Тулузы спросил одного рыцаря-католика, почему он не изгоняет еретиков из своих земель. "Как мы можем? — ответил он, — Мы выросли бок о бок с ними. Среди них есть наши ближайшие родственники. Каждый день мы видим, как они ведут достойную и почетную жизнь среди нас". Ответ показал, насколько еретики могли полагаться на силы социального консерватизма для своего выживания.

IV. 1194–1208: Раймунд VI

Человек, который, будучи обличаем, ожесточает выю свою, внезапно сокрушится, и не будет ему исцеления.

Притчи 29: 1

Раймунд V умер в Ниме в декабре 1194 года. Его долгое правление стало свидетелем поражения католической Церкви от мятежной ереси и расчленения его наследства мятежными вассалами и агрессивными соседями. Раймунд вел ожесточенную борьбу с обоими этими напастями, но хотя он был самым энергичным и находчивым представителем своей династии, его враги были слишком многочисленны и сильны. Ему не хватало военных навыков и политического блеска, благодаря которым Генрих II Английский пережил еще более серьезные посягательства на свою власть. То, что он был очаровательным и великодушным там, где Генрих II был грубым и подлым, не имело особого значения по сравнению с тем обнищанием и беспорядком, в котором он оставил свое княжество. Раймунд обладал добродетелями и пороками, и хвалебные речи, сопровождавшие его погребение в кафедральном соборе Нима, были искренней, хотя и условной, данью уважения последнему графу Тулузы, который мог с полным основанием претендовать на звание "пэра королей".

Что касается качеств его преемника, то здесь было меньше согласия. Раймунду VI было уже тридцать восемь лет, когда он вступил в наследство. У него не было жестокого воспитания, как у его предшественников, все из которых пришли к власти очень молодыми и научились управлять на собственном опыте. Он обладал обаянием своего отца, но, в отличие от него, был бестактен и непостоянен, а в кризисных ситуациях терял самообладание. Не менее серьезными были его неудачи как военачальника в княжестве, где вассалы уважали лишь немногие другие навыки. В 1194 году военный опыт Раймунда ограничивался несколькими грабительскими экспедициями против врагов его отца. В обоих случаях, когда он сталкивался в бою с крестоносцами, он покидал поле боя, не обнажив меча. Его мать, Констанция Французская, была дочерью короля Людовика VI, но она не привила ему ни капли твердости и уверенности в своих целях, присущих Капетингам.

Личная привлекательность Раймунда VI не вызывала сомнений. Он содержал великолепный и дорогостоящий двор, что сделало его популярным среди знати и трубадуров. Он любил роскошь, а также был знатным бабником и поклонником песен Раймунда де Мираваля, одного из последних трубадуров первого ранга, чье владение искусством обольщения, как говорят, привязало его к графу. Если верить недоброжелателям Раймунда, он мало нуждался в подобных советах, поскольку уже в раннем возрасте соблазнял любовниц своего отца, вступил в кровосмесительную связь со своей сестрой и отказался от двух из пяти своих жен. В глазах современников он был романтической фигурой, но его некомпетентность как правителя привела к катастрофе в его владениях и которая была неизбежна, даже если бы в лице Иннокентия III он не столкнулся с одним из самых выдающихся государственных деятелей средневековой Европы.

Ни один аспект личности Раймунда не был столь туманным и противоречивым, как его религиозные убеждения. Если история осудила его как циника и лицемера, то в значительной степени благодаря желчному свидетельству одного человека, хрониста Пьера Сернейского, цистерцианца и северянина, чья первая встреча с южанами произошла, что, возможно, показательно, через три года после начала крестового похода. Главным пунктом обвинительного заключения Пьера было то, что Раймунд был закоснелым еретиком "с самой колыбели". Он окружил себя придворными-еретиками и всегда держал при себе совершенного, чтобы тот мог провести consolamentum, если он внезапно заболеет; он защищал совершенных, давая им деньги и еду, и даже преклонял перед ними колена; ходили слухи, что он отвергал Ветхий Завет как бесполезный и приписывал сотворение мира дьяволу, "потому что ничто из происходящего в нем никогда не идет по моему пути"; он пригласил епископа Тулузы послушать проповеди катаров в своем дворце посреди ночи; он отказался наказать еретика, который помочился на алтарь; он избавился от своей второй жены, заставив ее вступить в общину катаров. Многие из этих обвинений были совершенно необоснованными, но в искренней литании ненависти Пьера было достаточно правды, чтобы убедить тех, кто не знал истинной слабости Тулузского дома. Раймунд VI, несомненно, держал при себе еретиков, включая свою вторую жену Беатрису де Безье, которую, вероятно, не нужно было уговаривать вступить в общину катаров в 1193 году. Он также был вспыльчив и мог быть крайне груб с духовными лицами. В 1209 году можно было составить список из двадцати шести городов графских владений, где еретики безнаказанно исповедовали свою веру. Но такие же списки могли быть составлены и для многих частных владений. Они отражали политическое состояние Лангедока, а не религиозные симпатии его правителей. Раймунду вполне могло не хватать воли для искоренения ереси; но то, что у него не было для этого средств, не вызывает сомнений. Он принадлежал к поколению, которое выросло на ереси и примирилось с ее существованием. Он понимал, как, в конечном счете, и Церковь, что только кровавая война поможет искоренить катаризм, но, в отличие от Церкви, он не считал, что за это стоит платить. Все это не доказывает, что он сам