Нежданный поцелуй - Мэри Блейни

— Если вы дружны с лордом Уильямом, синьора, то нетрудно представить, как вы могли бы ею воспользоваться.

— Но, ради всего святого, что виконт может иметь с этим общего?

— Мне стало доподлинно известно, синьора, что вы с ним давние друзья.

— Да, это так.

— И вы уже говорили обо мне с лордом Уильямом? — спросил Мерион.

— Нет, конечно, нет. — Она покачала головой. — Разумеется, мы с ним беседовали, но так, на общие темы…

— Но почему я должен вам верить? Ведь у меня нет иных доказательств, кроме вашего слова, синьора.

— Кроме моего слова? Вы понятия не имеете о том, что значит мое слово! — Елена повысила голос и отошла от гостя еще на несколько шагов. Ей ужасно хотелось влепить герцогу пощечину, и она с трудом сдержалась.

Он молчал, и она, нервно расхаживая по комнате, продолжала:

— Сегодня вечером мы с лордом Уильямом виделись за обедом. И мы совсем про вас не говорили, милорд. Он лишь сказал, что хотел бы с вами встретиться.

Герцог криво усмехнулся и проговорил:

— Значит, виконт все-таки упомянул меня. Выходит, вы проводите с ним вместе довольно много времени, и я постоянно становлюсь предметом ваших разговоров. Странно, не так ли?

— Вы себе льстите, ваша светлость. Мы вовсе не говорим о вас постоянно. Что же касается моих частых встреч с лордом Уильямом, то он просто оказывает мне любезность, помогая освоиться в Лондоне.

— А может, у него к вам личный интерес, синьора? Я имею в виду вовсе не дружбу, как вы понимаете.

— Наши отношения вас не касаются, сэр, — отрезала Елена. — И никого не касаются. И еще… Позвольте вам напомнить, что виконт — весьма уважаемый джентльмен. В конце концов, он наследник герцогства.

— Даже достойные люди могут оказаться скомпрометированными, особенно когда речь идет о чести семьи.

— Что вы хотите этим сказать? — Елена почувствовала, что краснеет. Господи, неужели герцог узнал о ее связи с семейством Бендасбруков? Нет, такого быть не может. Лишь очень немногие об этом знают.

Герцог довольно долго молчал, затем, нахмурившись, медленно проговорил:

— Синьора, я имею в виду следующее… Чтобы защитить репутацию семьи и сохранить ее благополучие, даже честные люди могут забыть о принципах.

Елена вздохнула с облегчением.

— Это скорее говорит о ваших качествах, а не о качествах лорда Уильяма. Ведь вы — герцог, и, следовательно, никто не имеет права задавать вам неприятные вопросы. По этой же причине вас нельзя критиковать, действуете ли вы ради репутации и благосостояния семьи — или только для того, чтобы показать свою власть и силу.

— Едва ли вы знаете меня настолько хорошо, чтобы делать подобные выводы.

— Мне достаточно знать, что вы — герцог! — отрезала Елена. Не дожидаясь ответа, она повернулась к гостю спиной и принялась разглядывать картину на стене, пейзаж Каналетто, которого обожала.

Минуту спустя Елена обернулась и снова посмотрела на гостя. Теперь она лучше владела собой, однако по-прежнему чувствовала, как действует на нее его присутствие. Стараясь говорить как можно спокойнее, она сказала:

— Я буду хранить уважение к вашей личной жизни, как и вы, надеюсь, к моей.

— Очень хорошо, — кивнул герцог. — Я ценю вашу деликатность.

Хотя он по-прежнему хмурился, Елена была почти уверена, что он испытывал к ней влечение. Не мог же он забыть тот поцелуй. Да-да, конечно, не мог.

Именно поэтому так злился… Возможно, эта мысль настолько поразила ее, что она с трудом удержалась от того, чтобы не высказать ее вслух.

И конечно же, он теперь боролся с этим своим влечением. Наверное, стремился оттолкнуть ее своим отвратительным поведением. Елена невольно прижала руки к сердцу.

— Доброй ночи, синьора. — Герцог шагнул к двери.

— Это похоже на бегство, ваша светлость. — Она присела на стул. — Что ж, можете бежать, если вам так хочется. Но перед этим вы должны назвать и вторую причину, по которой нанесли мне столь поздний визит.

— Желание сохранить свою честь и достоинство — единственная причина. И весьма серьезная. — Его рука легла на дверную ручку.

— Милорд, сядьте, пожалуйста. Сядьте же. — Это походило на расчесывание спутанных волос — ужасно трудно было заставить этого человека сказать правду о своих чувствах.

Он повернулся к ней.

— Нет, я не стану садиться. И вообще, мне пора…

Елена поднялась и приблизилась к герцогу. Глядя ему в глаза, она проговорила:

— Милорд, вы прекрасно знаете, что ваш вчерашний поцелуй напомнил нам обоим о том, что жизнь продолжается. И теперь вы напуганы своими чувствами, не так ли?

— Синьора, вы пытаетесь соблазнить меня? Или, может быть, добиваетесь чего другого?

Елена презрительно фыркнула.

— Я и не думаю вас соблазнять, высокомерный болван! Неужели ваша фантазия так бедна, что вы не можете представить нечто среднее между откровенной беседой и обольщением? — Елена со вздохом покачала головой и снова принялась расхаживать по комнате. — Что ж, милорд, в таком случае уходите. — Она махнула рукой в сторону двери.

Герцог взглянул на нее с некоторым удивлением.

— То есть вы вовсе не собирались стать моей любовницей?

— Нет, разумеется. Уверяю вас, милорд, если бы я пожелала завести любовника, я бы уже сегодня могла сделать выбор.

Казалось, он еще больше удивился.

— Значит, вы хотите от меня только одного — чтобы я признал, что между нами существует… какое-то взаимное влечение?

— Да, только этого!.. Но признайте же, что я права. Будьте честным перед самим собой и признайте, что это единственная причина, по которой вы нанесли мне визит в столь поздний час.

Герцог усмехнулся, и глаза его потемнели, взгляд же остановился на ее губах. Потом он вдруг шагнул к ней, приблизившись почти вплотную, однако не дотронулся до нее.

Ив тот же миг Елена ощутила странное жжение на губах — словно герцог впился в них страстным поцелуем. А глаза его, казалось, говорили: «Да, я желаю вас. И я хотел бы раздевать вас не только взглядом». Именно это она хотела от него услышать, именно этой правды требовала от него.

Судорожно сглотнув, Елена отвела глаза; она боялась, что герцог может прочесть ее мысли.

А он вдруг улыбнулся и сказал:

— Позвольте снова пожелать вам доброй ночи, синьора Верано. — Он склонился над ее рукой, но не поцеловал — возможно, передумал. Уже у самой двери он вдруг обернулся и тихо произнес: — Когда надумаете завести любовника, синьора, дайте мне знать.

Мерион думал о Елене Верано всю дорогу до самого Пенн-Хауса. И проклинал себя за то, что разгневал ее и смутил, хотя ему следовало вести себя совсем иначе — нужно было добиться ее благосклонности.