Клара Ассизская - Ева Ференц

раскрыла окошечко. За решёткой стояла Гасдия. Голова её была опущена, лицо скрыто серым потрёпанным платком. В руках она держала письмо.

– Я хотела бы поговорить с Кларой, – сказала она тихо, но уверенно, и добавила: – У меня письмо от епископа.

– Настоятельница занята. Дай мне письмо, я отнесу. Жди ответа здесь, – сказала привратница.

Женщина просунула письмо сквозь решётку и отошла от стены. Она встала на колени на дороге и стала молиться.

Тем временем привратница пошла к настоятельнице. Она застала её за шитьём и подала письмо.

– Что это? Печать епископа? – удивилась Клара.

Она сломала восковой кружок и быстро пробежала взглядом ряды мелких ровных букв, старательно выведенных на пергаменте.

– Он просит открыть ворота госпоже Гасдии, женщине весьма благочестивой. Пишет, что она, несомненно, станет украшением нашего монастыря. Приводит хороший отзыв Франциска об этой женщине.

Клара молчала, неподвижно глядя на слова, написанные на листе, но, как ни вглядывалась, не видела их. Они исчезли, заслонённые мыслью, вознёсшейся к небесам. Это была не какая-то определённая мысль, в ней не было содержания, но было чувство любви к Богу. Бог воздействует одновременно издалека и вблизи, на человека извне и на душу человека изнутри. Клара почувствовала именно эту «вездесущность» Бога, которая в эту минуту проявилась в письме епископа и в её собственной воле. И две эти сферы, казалось, противоречили друг другу, ведь предчувствие подсказывало ей, что нельзя принимать Гасдию в общину. Но раз она пришла в монастырь, поддерживаемая и епископом, и Франциском, значит, так угодно Богу.

«Не всё сразу становится понятным», – подумала она.

Клара отложила письмо и подошла к окну, за которым было голубое небо. На его фоне ветер раскачивал зелёные ветки деревьев. Не оборачиваясь, Клара сказала стоявшей на пороге привратнице:

– Пусть она войдёт.

Вот так госпожа Гасдия, несмотря на убеждение Клары, стала одной из сестёр монастыря Святого Дамиана.

* * *

Предчувствия не обманули Клару. Новоприбывшая не выдержала в монастыре и полугода. Когда она уходила в мир и ворота захлопнулись за ней, Клара подумала:

«Вот и оправдались мои опасения. Бог поверил мне, раскрыв передо мной тайну раньше, чем перед всеми! Почему же я тогда не поверила Богу? Почему сдалась? Прости меня, Боже, за все прегрешения перед Тобой».

А монахини, бедные сёстры, как всё чаще звали их вокруг, дивились дару предсказания своей настоятельницы. И любовь их к Кларе всё возрастала.

Правила жизни

Прошли месяцы. Клара давно уже хотела составить список важнейших правил, по которым жили бедные сёстры. Монастырь существовал уже три года, и в него вступало всё больше женщин.

– Монашеский орден не вполне орден, если у него нет своих, изложенных письменно, правил жизни, – всё чаще слышала она от разных людей, в том числе от брата Филиппа, проповедника.

Много событий, наблюдений, чувств, размышлений вдохновляли двадцатичетырёхлетнюю настоятельницу создать собственные правила, которые выражали бы сущность призвания сестёр. Она долго взвешивала слова, желая, чтобы они как можно вернее отражали положение вещей.

Однажды она попросила одного из меньших братьев, ходившего за милостыней, достать пергамент и чернила. Получив желаемое, она пошла в часовню, где хранились Святые Дары и был пюпитр, на котором она могла писать. Клара разложила пергамент и на минуту прикрыла глаза, стараясь найти в себе ту сосредоточенность, которая ведёт в неизвестное свободное пространство.

Она молилась и одновременно искала в этом бескрайнем пространстве то, что сейчас было для неё самым необходимым – мысли, которые можно было бы выразить словами, и слова, послушные мыслям. И во всём этом был Бог, словно поток яркого света.

Клара обмакнула перо в чернила и начала писать: «Во имя Господа начинается Свод правил Бедных Сестёр. Образ жизни монашеского ордена Бедных Сестёр является следующим: соблюдать Евангелие Господа нашего Иисуса Христа, живя в послушании и чистоте, не имея собственности».

Молясь, она записывала предложения, становившиеся новым телом для её души, телом бессмертным и проникнутым тайной.

Она отложила перо, и душа её снова устремилась в безграничное пространство, чтобы отыскать в нём нужные мысли. Затем она вновь опустила перо в чернила. Ровные строчки быстро ложились на пергамент. «Сёстры не должны иметь ничего своего: ни дома, ни места, ни какой-либо вещи, но как паломники и странники на этом свете, служа Господу в бедности и смирении, пусть посылают за милостыней. И они не должны стыдиться, так как и Господь был беден на этом свете. Таково величие высочайшей бедности, которая сделала вас, милые сёстры, наследницами и принцессами небесного царства, бедными, но полными достоинства. Пусть же эта бедность будет частью вас, которая приведёт вас в землю обетованную. Милые сёстры! Полностью посвятив себя Богу, во имя

Господа нашего Иисуса Христа и Его Пресвятой Матери, не желайте уже ничем на свете обладать вечно».

В часовне царила тишина, только из высоко расположенного окна доносилось нежное пение цикад и шум листвы. Клара улыбнулась этим звукам, внезапно ворвавшимся в её чувства. Волна нежности наполнила её сердце. Она подумала, что самое важное – это любовь, и тотчас написала: «Настоятельница должна стараться руководить другими скорее при помощи добродетелей и праведной жизни, чем приказами, чтобы сёстры, воодушевлённые её примером, слушались её из любви к ней, а не из страха. Она должна утешать павших духом…»

Ещё несколько раз Клара огромным напряжением воли возносила душу к Богу, чтобы найти самые лучшие и верные мысли. Она записала несколько важных пунктов, которые, как показывал опыт, необходимо было урегулировать. «Ни одна женщина не может жить с нами в монастыре, если не будет ранее принята в общину», – записала она, вспомнив бедную Гасдию. «Пусть сёстры читают часослов без пения», – написала она далее. Ведь для пения нужны были дорогие книги с нотами, а бедный монастырь не мог их купить. Впрочем, в монастыре, в котором бедностью прославляют Бога, такие книги и не нужны. Несколько слов Клара посвятила молчанию, ведь Бога можно услышать только в тишине. «Сёстры должны хранить молчание. Только с больными можно негромко разговаривать, чтобы дать им отдых и прислуживать им.

Сёстры всегда и везде могут обсудить насущные вопросы, но кратко и негромко». Она вспомнила о труде, «добросовестном и полезном для общины», одновременно предупреждая, что он не должен мешать душе, ведь всё должно служить ей. А рассуждая о том, как большое вырастает из малого, добавила: «Напоминаю, прошу, призываю моих сестёр, во имя любви к самому святому и дорогому Младенцу Иисусу, завёрнутому в бедные пелёнки и лежащему в яслях, и Его Пресвятой Матери, чтобы они одевались бедно».

Она подвинулась на скамье, и доска издала дрожащий скрип. Клара окинула взглядом пергамент. Её правило жизни (formula vitae) получилось кратким.

– Сколько всего нужно бы ещё написать, – вздохнула она.

Её охватила грусть, разочарование,