Французская рапсодия - Антуан Лорен

Ален в который раз качнул головой. Он не знал, что сказать этому практически незнакомому человеку, который не сохранил кассету с записью «Голограмм».

– Так что там с фурункулом? – встрепенулся Ален. – Давай взгляну.

Фредерик не заставил просить себя дважды, быстро снял штаны и подставил Алену задницу. Воспаление по сравнению с фотографией усилилось.

– А зачем тебе наши песни? – спросил Фредерик, стоя со спущенными штанами.

– Просто так, – буркнул Ален. – Для детей. Хотят послушать. Да мне и самому приятно вспомнить. Я назначу тебе антибиотики и выпишу две мази.

– А знаешь, мне кажется, что не так уж хорошо мы и играли, – сказал Фредерик, застегивая штаны. – Иначе нам бы ответили со студии звукозаписи. Назначили бы встречу. Разве нет?

– Наверное, – кивнул Ален.

– А остальные? – спросил Фредерик, усаживаясь на стул. – Что-нибудь про них знаешь?

Ален посмотрел на него. Стоит ли рассказывать ему, что во Франции сейчас горячо обсуждается тема возможного президентства ЖБМ, брат которого покончил с собой в витрине собственного магазина, скопировав картину «Смерть Марата»?

– Нет, ничего, – ответил он и стал выписывать рецепт.

В конце концов, может, он и прав: чем без толку суетиться здесь, наверное, лучше переехать в симпатичное местечко и жить в окружении приветливых и милых людей.

– Сколько я тебе должен? – спросил Фредерик, поднимаясь.

– Шутишь, что ли? Ничего, – ответил Ален самым добродушным тоном.

Он проводил посетителя в приемную.

– Счастливого пути, Фредерик. Лечи свой фурункул.

– А ты, если соберешься в наши края, дай мне знать.

Ален – в который уже раз – согласно кивнул. Фредерик собрался уходить, но в последний момент обернулся, тронул Алена за плечо и доверительно сказал:

– А все-таки жутко мы постарели, а? Ладно, пока!

Он ушел.

Ален остался стоять молча. Мариам подняла к нему удивленный взгляд, но не успела ничего сказать – Ален резко развернулся и исчез в кабинете, хлопнув дверью.

* * *

– «Блэк-бильярд», – произнес мужской голос.

– Добрый день! – поздоровался Ален. – Я хотел бы поговорить с Себастьеном Вога-ном.

В трубке повисла тишина.

– А больше вы ничего не хотите? – после паузы снисходительно спросил тот же голос.

Ален представил себе высокомерного молодого человека из хорошей семьи – в его времена такие вступали в «Группу союз защиты»[3]. Ишь, наверное, думает он: так тебя и соединили с шефом, жди-дожидайся.

– Если он на месте, передайте ему, что звонит Ален Масулье.

– А-лен Ма-су-лье? – по слогам повторил юнец. – А вы кто? Политический журналист? Вы по какому вопросу звоните?

Ален не хотел грубить, но не сдержался.

– Я Ален Масулье, старый приятель Себастьена Вогана по кличке Жирный Себ. Так мы его звали, пока он не занялся спортом. Годится?

В трубке снова настала тишина.

– Я узнаю, на месте ли командир, – буркнул юнец.

Ален услышал, как стукнула положенная на стол трубка. «Командир…» – усмехнулся он про себя.

– Масулье, здорово! – проорал в трубке голос Вогана. – Что, надумал насчет пропустить по рюмахе? Сколько мы не виделись? Четыре года? Или пять?

– Почти шесть, – поправил его Ален. Разумеется, он прекрасно помнил их последнюю встречу в ресторане.

Это было после семинара, организованного крупной фармацевтической компанией. Вместе с Аленом за столом сидели еще два десятка терапевтов. Им уже подали основное блюдо, и они вели неспешный разговор о последних дженериках, когда в зале вдруг появился Воган в сопровождении своих бритоголовых помощничков, одетых в черные майки и кожаные плащи. «Смотрите, Воган!» – шепнул кто-то из докторов, обращаясь к сотрапезникам. Воган обвел обедающих царственным взглядом, вдруг увидел побледневшего Алена и двинулся к нему с протянутой для пожатия рукой. «Вот это сюрприз! Как дела, малыш?» У него было крепкое мужественное рукопожатие. «Да все нормально… – пролепетал Ален. – А ты как?» – «Как всегда, лучше всех! Заглянул бы как-нибудь! Опрокинем по рюмахе!» – «Непременно, – пробормотал Ален. – Я тебе позвоню…» Воган рявкнул: «Приятного аппетита, господа!» – таким голосом в армии отдают приказы – и направился к своим гвардейцам, уже оккупировавшим стол в глубине зала. Ален поднял глаза на коллег, смотревших на него с молчаливым недоумением. «Мы… мы с ним в школе вместе учились, – с фальшивой беззаботностью произнес Ален, чьи слова убедили лишь малую часть присутствующих. – Судьба с удивительной регулярностью сталкивает нас с ним каждые шесть лет, и не спрашивайте меня почему – я сам не знаю». Инцидент был исчерпан, и застольная беседа вернулась в медицинское русло.

Шестилетний интервал был соблюден и на сей раз, хотя инициатором встречи выступил Ален.

– Что я могу для тебя сделать? – раздался в трубке голос Вогана.

– Просто хотел кое-что тебе рассказать.

– А конкретнее нельзя?

– Может, я зайду в твой… – Ален умолк, подыскивая слово. Бар? Бильярдный клуб? Штаб?

– В мой сельский штаб? – помог ему Воган.

– Ты что, перебрался в деревню?

– Грядут большие перемены. Приезжай в любое время. Я предупрежу, тебя пропустят.

И Воган повесил трубку.

– Взлетная полоса? – предложил парень с волосами до плеч.

– Недостаточно демократично, – не согласилась Домисиль Кавански. – И чересчур конкретно.

– Земля, виноградники, сельский пейзаж… – высказался другой парень, хипстерской наружности – густая борода, подбритые виски, очки в тонкой металлической оправе.

Домисиль раздраженно прищелкнула языком.

– Может, на заднем плане еще романскую церковь поставить? – язвительно спросила она. – Все это мимо. Вы мыслите в рамках миттерановской традиции.

– Море? – рискнул третий парень.

– Нет, море пугает. Оно слишком огромно.

Домисиль откинулась в кожаном кресле и, обводя взглядом свою команду, затянулась электронной сигаретой.

– Небо? – подал голос четвертый.

– Нет! – сердито воскликнула Домисиль. – Нам нужно что-то очень человечное, выражающее идею ценностей завтрашнего дня! Что-то символичное! И хорошо узнаваемое массовым сознанием! Шевелите мозгами, черт вас подери!

Вот уже час они бились над концепцией фотографии для разворота, которым должен открываться большой материал в «Пари матч», посвященный ЖБМ. Домисиль удалось выцарапать под публикацию целых шесть полос. Оставалось найти форму для реализации ее стратегии, которую она определяла как БДБ (Близость-Доверие-Будущее). Судя по последним данным соцопросов, людей больше всего волновали темы доверия к власти и уверенности в будущем. Оставалось подтянуть тему близости. Результаты работы с фокус-группами, организованной по заказу Кавански, выявили, что большинство участников характеризовали ЖБМ как человека «скрытного, скромного и сдержанного». Этот образ надо было ломать. В анкетировании, проводившемся по методике так называемого «китайского портрета», на вопрос «Какое животное он вам напоминает?» почти все опрашиваемые отвечали: «Кота». Это тоже никуда не годилось. Домисиль считала котов слишком сложно устроенными существами: ты его зовешь, а он к тебе не идет; ты его ищешь, а он от тебя прячется; ты хочешь его погладить, а он убегает. Короче, кот – это редкостный зануда.