Практическая характерология. Методика 7 радикалов - Виктор Пономаренко

Кроме порядка, эпилептоиды привносят в свой быт пристрастие к ремесленническому труду, что также отражается на предметной стороне их среды обитания. «Утром встал – сразу за дрель!» – девиз эпилептоидов. Среди их любимых вещей особое место занимают всевозможные пилочки, свёрлышки, отвёрточки, напильнички, шильца и прочий инструмент, позволяющий выполнять работу тонкую, требующую пристального внимания к мелким, хрупким деталям, точных, неторопливых движений. «Штихель штихелю – рознь, – охотно поучают они, – поспешишь – людей насмешишь!»

В отношении мимики и жестикуляции эпилептоидов следует отметить, что, как правило, они медлительны и сдержанны в движениях.

Сказывается их постоянный внутренний самоконтроль. Крупные мимические мышцы редко задействованы. Широкоразмашистые, с большой амплитудой жесты нехарактерны. Мы не увидим эпилептоида покатывающимся от хохота, ликующим, рвущим на себе ризы или посыпающим голову пеплом.

Эпилептоиды чаще мрачноваты, несловоохотливы. По-настоящему они раскрываются в ситуациях, насыщенных агрессией, угрозой для жизни и здоровья (силовое противоборство, экстремальный спорт, сражение). Создаётся впечатление, что именно тогда они живут по-настоящему, в полную силу. Многие, чтобы посмотреть на это, платят деньги – зрелище, что и говорить, впечатляющее.

Их тугоподвижная, «забитая» органически измененными нейронами, как сточная труба отходами, нервная система получает, наконец, адекватные раздражители. Её «пробивает». Эпилептоид, летящий в затяжном прыжке вниз головой в бездонную пропасть, испытывает ту же широкую и разнообразную гамму переживаний, что и эмотивный меломан в зале консерватории во время исполнения его любимой симфонии.

«Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю! И в разъярённом океане, средь бурных волн, средь грозной тьмы. И в аравийском урагане. И в дуновении чумы», – утверждал устами своего демонического героя Пушкин. А уж он-то, автор язвительных эпиграмм, бретёр, мизантроп, а стало быть, обладатель выраженного эпилептоидного радикала, знал, о чём говорит!

Качества поведения. Лучшее описание эпилептоидного стиля поведения автор нашёл, коллеги, в книге… По служебному собаководству. Думаете, это шутка? Будь по-вашему. Но в каждой шутке… Сами понимаете. Нет? Не вполне? Тогда позвольте кое-что объяснить.

Зоологи, а вместе с ними и широко эрудированная публика, знают, как организована стая, например, волков или гиеновых собак[13]. Самый главный в стае – вожак, или, как его ещё называют специалисты, используя последовательность букв греческого алфавита, альфа-особь. Он для всех – абсолютный, безусловный авторитет, мощный, уверенный в себе. Его позиция – закон для остальных. Нарушители этого закона жестоко караются.

Близкое окружение вожака составляют несколько т. н. бета-особей. Это сильные, агрессивные взрослые животные, которым, говоря языком современного менеджмента, вожак делегирует часть своих властных полномочий. Они – опора вожака в его взаимоотношениях с другими членами стаи. Вместе с тем от них же исходит и основная угроза альфа-особи. Время от времени эти красавцы пробуют вожака, то, что называется, на зуб. Они нападают на него, и плохи его дела, если он не сумеет отбить это нападение. Сумел – молодец, властвуй и дальше, пока силён.

Ниже в иерархии стоят гамма-особи и т. д., вплоть до какой-нибудь омеги – самого жалкого, бесправного, забитого существа в стае, которым она готова пожертвовать в любой момент. Такого рода организация имеет глубокий приспособительный смысл: она обеспечивает стае, а через неё – всей популяции, всему виду, выживание.

Вы спрашиваете: какое отношение это имеет к теме нашего разговора? Непосредственное.

Эпилептоид интуитивно (а нередко – сознательно) ведёт себя в обществе, в группе людей, как животное в стае. Оказавшись в новом для себя социальном окружении, он начинает прощупывать каждого, испытывать на прочность, выясняя, на какое место во внутригрупповой иерархии он сам может претендовать. При этом эпилептоид классифицирует людей, и его классификация проста.

Он делит всех на сильных – тех, кто не позволил ему помыкать собой, не испугался его агрессивного напора, отбил его экспансивные притязания на чужую территорию (в широком поведенческом смысле), и на слабых – тех, кто уступил, поддался, струсил, спасовал перед ним.

Чем ниже социокультурной уровень группы, тем больше эпилептоидное поведение напоминает аналогичное поведение животных. Скажем, в местах заключения, где царствует т. н. беспредел, соперничество за место в иерархии часто приобретает форму драки – злобной, звериной, без правил и пощады. В ход идут не только кулаки и подручные предметы, но и ногти, зубы…

В цивилизованном обществе рукоприкладство и поножовщина – хочется в это верить! – не приняты. Поэтому эпилептоидные провокации здесь выглядят внешне куда более безобидно. Всё начинается, как правило, с попыток нарушить суверенитет другого человека (например, сослуживца), вторгнуться в его индивидуальное пространство – физическое и психологическое. Это делается осторожно, поэтапно.

Представьте, что к вашему рабочему столу подходит некий сотрудник и как бы между делом берёт (без спроса!) ваш карандаш, ручку или журнал, который вы вознамерились полистать – не важно. Вы, утешая себя истероидной иллюзией, думаете, что он таким способом выказывает вам своё расположение, симпатию? Нет. Прочь иллюзии! Он, чтобы вы знали, завладевает не карандашом, а вашим правом использовать этот карандаш по своему усмотрению. Уступите, промолчите – завтра, придя на работу, вы застанете его уже сидящим в вашем кресле.

Снова вроде бы не будет ничего криминального. Ну, сидит. Ну, не уходит, хотя рабочий день уже начался, и вас ждут неотложные дела. Стоит ли прогонять человека, обижать его из-за такой мелочи? Воля ваша. Ждите, переминаясь с ноги на ногу, когда он соизволит подпустить вас к вашему же столу. Но знайте: если вы не отобьёте его атаку и на этот раз, то в следующий он, не вставая с места, велит вам сбегать за пивом. Таким образом, рекламная проблема «кому идти за “Клинским”» будет в вашем коллективе решена раз и навсегда.

Подобные провокации эпилептоид проделает – во всяком случае, попытается проделать – и с остальными сотрудниками (знакомыми, членами семьи, et cetera). В конце концов искомая иерархия от самого сильного (наверху) до самого слабого (внизу) будет выстроена в его психическом пространстве. Эпилептоид завершит свою классификацию членов группы, каждому «навесит бирку». И в дальнейшем все попытки нарушить, пересмотреть это локальное мироустройство будут им безжалостно пресекаться.

Тех, кто слабее (в его представлении), эпилептоид будет стремиться объединить и возглавить. В этой создаваемой подгруппе он будет чувствовать себя вожаком. Он потребует от «подданных» полного подчинения, лишит их самостоятельности, но вместе с тем станет их самоотверженно защищать от нападок враждебных внешних сил. Не из любви к ближнему будет он это делать, а из ненависти к сопернику, посягнувшему на его – эпилептоида – сферу компетенции. По отношению к членам «своей стаи» эпилептоиды авторитарны, деспотичны, требовательны, придирчивы и в то же время покровительственны.