Хмурь - Ирина Лазаренко

– Бдет пи-ир-рованье!

Вокруг орут уже все, радостно и громко. У меня перед глазами мелькают цветные пятна, яркие перчики на шее большого дома, вывороченные из земли жуки и пятна глины. Я ложусь на шею лошади, со второй попытки перекидываю ногу через седло и сползаю животом по ее боку, сначала медленно, а потом – очень быстро, и в пятки меня больно бьет земля.

– Пи-ир-рованье!

Из-за большого серого дома осторожно выглядывает огромная кочка и тут же прячется, увидав, что я заметил ее. Над острой серой крышей торчит пучок травы. Кто-то кладет руку мне на плечо, я оборачиваюсь и почти утыкаюсь носом в ворот рубахи, поднимаю взгляд выше и вижу обеспокоенное лицо Гнома. Я пытаюсь сказать ему, что со мной не всё в порядке, что «бом-м» не хочет покидать мою голову, но тут сбоку мелькают цветные шнурки в черных волосах, и я понимаю, что сказать нужно совсем другое, нужно предупредить, что Лисицу отсюда не выпустят…

Гном несколько раз встряхивает меня за плечи, и где-то в этой тряске из моей головы выпадает звук била, сыпется наземь и зарывается в землю, и теперь его оттуда может выкопать только хорошо раскрученное веретено.

Я тру лицо руками. Ну и дичь. Смотрю туда, где мелькали черные волосы с цветными шнурками. Не шнурки это вовсе, а ленты, и волосы не черные, а темно-серые, как доски старого дома. И девица незнакомая, худосочная и мелкая, как все они, жители болотного края. На плече у нее грузно сидит большая серо-белая птица с синими крыльями.

– Ничего, – говорит Гном, по-своему поняв моё чумное состояние, – на пировании воспрянешь.

– Ага, – с трудом отвечаю я и еще раз смотрю на большой дом.

Разумеется, из-за него не торчат никакие кочки.

* * *

Само «пир-рование» и пара дней после него теряются в ленивом тумане – пьяном? сонном? Ненастоящем. Мне кажется, будто я, как дракошка, одновременно нахожусь и в солнечном мире, и на Хмурой стороне. Может, это оттого, что Болотье такое серое, на небе всё время лежат облака цвета дыма, а вокруг – тощие деревья, тощие дома, тощие люди, всё и все такие шаткие, словно вот-вот с треском сломаются. Почти у всех взрослых мужиков не хватает руки, ноги уха, глаза, и это делает болотцев еще несчастнее, мельче, незаметней. Яркие пятна – только вязки перчиков на домах да редкие кусты с бело-розовыми цветами вдоль тропок, да еще ленты в волосах у девок. И мягкие коврики над койками в домах. Обстановка там скудная, жалкая, но коврики – большие, цветастые, нарядные, словно и не отсюда. А может, и правда, не отсюда?

Если бы хмурей хранили духи, я бы подумал, что это дух действий преподносит мне урок: не хватало тебе варочьих машин в Полесье, рванул оттуда подальше? Ну и как тебе, нравится, доволен?

– Дайте бр-ражки! Кр-ружку бр-ражки!

Говорящая колпичка – еще одно яркое пятно. Та самая, серо-белая и синекрылая. В Полесье такие птицы тоже есть, их привозят торговцы из Порожек и продают пастухам. Откуда и зачем взялась эта птица здесь – не представляю, у болотцев никаких стад нет, немногочисленные козы пасутся у ограды. Быть может, колпичка отбилась от пиратского судна – очень уж странно она разговаривает, хотя рядом с Болотьем морей нет, есть только Средьземное озеро, слишком маленькое для лихого водного разбоя.

Птица ходит за мной, словно привязанная, даже когда её хозяйки поблизости не видно.

Гном, решительно оттерев меня от всего, что касается задания, каждый день после утреннего прави́ла делает лицо сундуком, вешает на лоб озабоченные складки и уходит. Бродит по поселку, с кем-то говорит, что-то высматривает меж домов и деревьев, временами надолго пропадает. Я не спрашиваю Гнома ни о чем – знаю, сам всё расскажет рано или поздно. А пока я пользуюсь свободным временем, чтобы узнать побольше об этих краях – может, получится утвердиться в моём предположении о том, зачем Болотье вдруг понадобилась Полесью. К счастью, мне есть кому помочь.

– Туча пр-риплыла, припёрлась горбатая р-рыба! – орет колпичка. Стоит на земле и орет, растопырив крылья.

Присаживаюсь, протягиваю руку, птица тяжело запрыгивает на нее, крепко цепляется лапами в запястье, сминая рубашку. Больно, между прочим, и царапуче.

Вокруг снуют местные, спешат по своим делам, почти не задерживая на мне взгляда. Некоторые кивают, я тоже им киваю, хотя в лицо никого не узнаю. Не люблю смотреть людям в глаза, потому плохо запоминаю лица. Для этого нужно делать усилие: не отвести взгляд, не уйти в свои мысли, разглядеть чужое лицо, отметить в нем какие-нибудь особенные черты: торчащие зубы, красные прожилки на носу, родинку, шрам, бегающие глаза… В Болотье, где взгляд притягивают бесстыдно обнаженные проборы простоволосых женщин, запоминать людей еще труднее. Тут я вообще стараюсь смотреть в землю.

– Привет, Накер!

Еще бывают такие лица, как у Тучи – без всяких особенных черт. Разглядывай его сколько угодно, води по нему глазами, пытайся за что-нибудь уцепиться – как только отвернешься, сразу забудешь это лицо и потом запросто спутаешь его с другим. Поначалу я узнавал Тучу только по колпичке на плече. Или по голосу. Голоса я запоминаю лучше лиц.

Колпичка, сильно сжав напоследок мою руку, взлетает и тут же грузно шлепается на Тучино плечо. На моем рукаве остаются дырки от когтей, одна чуть замазана кровью.

– Не передумал?

Мотаю головой. Туча обещала сводить меня к Сплюхе, это какая-то местная ворожея, «которая не смогла найти вора». После того, как сгинули Чародей и чароплёты, таких ворожей расплодилось много, только я не слыхал, чтоб они и правда кому-нибудь помогли. Но болотцы ей верят… что с них взять?

Просто так прийти к Сплюхе нельзя, только по делу, и в качестве платы нужно принести еду. Потому Туча придумала, будто я хочу узнать своё будущее, а я приготовил мешочек с угощением – засушенные фрукты и орехи в меду, завернутые в кисловатые хрустящие листья. Привез из Подкамня, там это одно из любимых лакомств. Варки вообще жуткие сладкоежки и очень этого стесняются.

– Как Гном? – спрашивает Туча, пока мы идем через поселок.

Ради того она со мной и возится – ради Гнома. Вроде бы они даже тискались на «пир-ровании», точно не помню, но после этого я не видел их рядом. Такой уж Гном, если занят делом – про всё забывает, даже поесть. А может, ему и дела нет до Тучи.

Да и мне тоже нет. Я просто пытаюсь лучше понять, что вообще происходит, и когда бы еще мне удалось что-то узнать про Болотье?

– Работает Гном, – говорю. – Везде ходит, всех спрашивает.

– А меня не спрашивает, – говорит Туча, стараясь звучать равнодушно. – Да вот спросил бы! Я бы помогла, я б его тоже сводила к Сплюхе. Или он уже ходил?

– Не знаю. А Сплюха при чем тут?

– Да вот при том. Ведь хмуря позвали после того, как у неё сны украли.

Я останавливаюсь. Мы с Тучей как раз дошли до лужайки у северного края поселения. Тут сухо и зелено, болото подступает к поселку только с юга. Скоро селенье придется снимать с места и уносить от растущего болота – на север ли, на восток ли, ближе к приозерным деревням – я не знаю.