Наша толпа. Великие еврейские семьи Нью-Йорка - Стивен Бирмингем

окружать себя скандалами. Несколько Гуггенхаймов имели несчастье умереть на пороге дома незнакомых дам или стать участниками эффектных судебных процессов о нарушении обещаний.

В Ленгнау (кантон Ааргау, немецкоязычная Северная Швейцария) Гуггенхаймы появились уже в 1696 г. — в документе того года упоминается «der Jud' Maran Guggenheimb von Lengnau», — а в Ленгнау семья, вероятно, приехала из немецкого города Гуггенхайм (ныне Югенхайм), расположенного недалеко от Гейдельберга. Послужили ли причиной переезда семьи из Германии в Швейцарию какие-то противоречия, неизвестно, но к 1740-м годам Гуггенхаймы из Ленгнау оказались вовлечены в скандал, потрясший основы еврейских общин двух стран.

Все началось с визита в Ленгнау молодого швейцарского священника по имени Иоганн Каспер Ульрих, пастора собора Пресвятой Богородицы в Цюрихе, протестантского, несмотря на свое название. Искренний, ученый человек, Ульрих заинтересовался раввинистикой и еврейской культурой еще во время учебы в семинарии. Он приехал в Ленгнау (этот город и соседняя деревня Эндинген были гетто Швейцарии), потому что был наслышан о некоем Якобе Гуггенхайме, парнасе, старейшине синагоги, и ламдене, или ученом. Пастор Ульрих был большим поклонником евреев. (Впоследствии он опубликовал «Сборник еврейских рассказов» — одну из первых книг, написанных христианином той эпохи, в которой с симпатией описывалась жизнь евреев). Пастор познакомился с парнасом, и они очень хорошо поладили. Якоб Гуггенхайм принял пастора у себя дома, и они проводили долгие вечера, обсуждая еврейскую историю и споря о религиозной теории. Но вскоре выяснилось, что главный интерес пастора Ульриха к евреям заключался в их обращении.

С Якобом Гуггенхаймом у Ульриха ничего не вышло, тот отнесся к прозелитизму пастора с юмором, но Ульрих заметил, что у него появился более заинтересованный слушатель в лице маленького сына Якоба, Иосифа.

Иосиф был умным, чувствительным и очень нервным. Он получил образование в талмудической академии и любил богословские диспуты. Ульрих понимал, что для работы с Иосифом ему необходимо оторвать его от отца, и поэтому он уговорил Якоба и швейцарские власти разрешить Иосифу переехать к нему в Цюрих, город, который был открыт для евреев только в определенные часы дня. Почему парнас отпустил сына? Возможно, ему польстил интерес пастора. Но, конечно, он не думал, что его сын подвержен обращению.

В Цюрихе Ульрих завалил мальчика брошюрами из Галле (Германия), центра протестантских миссий по обращению евреев, и подарил ему экземпляр Нового Завета, напечатанный на идише. Когда юноша начал колебаться, Ульрих стал оказывать на него все более сильное давление. Когда юноша разражался слезами, пастор бросал его на колени и пытался довести до молитвенного экстаза. Атмосфера в доме Ульриха стала истеричной, когда Джозеф Гуггенхайм внезапно пережил полный душевный крах. Он пришел в себя, но затем пережил еще один.

Усилия по обращению Ульриха и Гуггенхайма переросли в одну из самых продолжительных в истории. Она продолжалась шестнадцать лет. Наконец Джозеф объявил о своем решении — возможно, лучше сказать, согласии — принять крещение, и после долгих молитв и рыданий пастора и новообращенного обряд был совершен. Христианская вера обрела душу, но печально сломленного человека.

Обращение Иосифа было решено держать в тайне от еврейской общины Ленгнау, и так продолжалось два года. Затем об этом стало известно, и евреи Ленгнау отреагировали на это яростно. Они обвинили своего бывшего друга-пастора в заговоре и нарушении гостеприимства, что, собственно, он и сделал. Ульрих в ответ выдвинул свои обвинения, утверждая, что психическое расстройство Иосифа было вызвано евреями, чтобы помешать ему принять христианство, и обвиняя, что теперь евреи «сговорились убить» Иосифа, предпочитая мертвого христианина живому. Борьба за душу Иосифа Гуггенхайма разгорелась во всех еврейских и христианских журналах того времени, перекинулась через швейцарскую границу в Германию, где по меньшей мере шесть раввинов выступили с резкими заявлениями против Ульриха. В полемику были втянуты два сменявших друг друга губернатора Бадена и почти все высшие чиновники Цюриха. В конце концов пастор был признан победителем, и вскоре после этого душа спорящего отправилась на небеса по своему выбору. Видимо, это был христианский рай. Имя Джозефа Гуггенхайма было исключено из семейного древа Гуггенхаймов.

Брат Иосифа, Исаак Гуггенхайм, тем временем проявлял себя как более солидный и менее эмоциональный человек. Исаак был ростовщиком из Ленгнау и стал довольно богатым. В преклонном возрасте он представлял собой патриархальную фигуру — могильный, бородатый, в кафтане и тюбетейке, в окружении витающей и внимательной семьи, величественно двигающийся по улицам или величественно восседающий в своем доме, где он принимал просителей о ссуде. О его суровом и холодном характере говорит тот факт, что старика Исаака стали называть «Старый ичикл». От него происходят все американские Гуггенхаймы. Когда в 1807 году «старый Айсикл» умер, его наследство состояло из огромного сундука. Когда его торжественно открыли, то обнаружили, что в нем находится 830 золотых и серебряных монет, а также все предметы, которые Исаак принимал в течение многих лет в качестве залога по кредитам: 72 тарелки, ступка, сковорода, две сковороды для растопки, субботний светильник, «сосуд с раковиной для омовения рук», медный кофейник, 4 перины, 19 простыней, 15 полотенец, 8 ночных рубашек, детский горшок. Стоимость этого имущества оценивалась в 25 000 флоринов, что было весьма неплохой суммой.

У «старого Ицикла» Гуггенхайма было много детей; его старшего сына звали Мейер, он женился и имел восемь детей, четырех мальчиков и четырех девочек, и вскоре один из этих сыновей, Самуэль, стал известным человеком. В настоящее время в комнате партнеров компании Guggenheim Brothers в Нью-Йорке висит машинописный перевод следующей новости с неровным написанием и смешением времен:

Сэмюэл Гуггенхайм

25 июля 1818 г. в Вайле, кантоне Цюрих, вспыхнул пожар. Вскоре весь дом охватило пламя, заставив вздрогнуть спешно прибывших людей. Но в доме оставались двое мирно спящих детей. Истошные крики собравшихся жителей города и треск пламени и дыма пробудили малышей от сладкого сна, видимо, только для того, чтобы усыпить их. Кто может справиться с пламенем? Кто может спасти малышей? Еврей Самуэль Гуггенхайм из Ларгана (Ленгнау), кантон Аарган (Ааргау), Швейцария, человек, обладающий умом и честным мужеством, бросается в пылающий дом, хватает [хватает? хватает?] обоих детей и с триумфом несет их сквозь страшный жар и дым в безопасное место.

Но! Еще более захватывающие подвиги совершили Гуггенхаймы. В равной степени с умением разжигать споры они любят драматизировать.

Старшим братом Самуэля был Саймон. К поколению Сэмюэля и Саймона значительное состояние, которое оставил после себя старый Айсикл, было растрачено и исчезло, и Гуггенхаймы снова стали бедными. Симон был деревенским портным, и едва ли в его лавку из недели в