Наша толпа. Великие еврейские семьи Нью-Йорка - Стивен Бирмингем

деревьев, под которыми мальчики раскладывали свои товары. Но вскоре после появления детей мальчики арендовали три постоянных здания в деревнях за пределами Сельмы и открыли магазины сухих товаров — один в Гринсборо, один в Ютау и один в Клинтоне.[5] Теперь это были небольшие сетевые магазины. Они наняли своих первых клерков. Они продолжали торговать, но теперь большая часть их времени уходила на покупки. В Нью-Йорке Бабетта и Розали закупали пары мужских рабочих брюк и закатывали кайму для носовых платков, а всякий раз, когда в город приезжал брат, девушки передавали ему груз ручных работ для магазинов Селигмана.

Как торговец Джозеф был готов терпеть насмешки и поношения, которые были свойственны этой профессии. Но как владелец трех магазинов — нет. Селма в 1840-х годах, очевидно, была не менее свободна от фанатизма, чем сегодня, и когда один из жителей Селмы сделал Джозефу антисемитское замечание, Джозеф ответил ему тем же. Джозеф был невысокого роста, и в последовавшей за этим драке ему досталось больше всех. Но, видимо, он вел себя достаточно корректно, потому что мужчина выдвинул против него обвинения в нападении.

Когда дело дошло до суда, выяснилось, что судья тоже был антисемитом. Он неоднократно называл Иосифа «этим евреем», «этим иностранцем», «этим представителем так называемой избранной расы». Он признал Иосифа виновным и собирался вынести приговор. Это был, пожалуй, самый мрачный момент в жизни Иосифа. Затем в зал суда вошел молодой человек, который был свидетелем драки и знал ее причину, и выступил в защиту Иосифа. Этот молодой человек оказался сыном судьи Верховного суда штата Алабама, и его слова имели вес. Судья отменил свое решение, и Джозеф был освобожден. Сын судьи из Алабамы — один из растущего списка важных людей, на которых Селигманам посчастливилось наткнуться, — должен был войти в жизнь Селигманов в другой решающий момент, более поздний.

В Нью-Йорке и Бабетта, и Розали познакомились с молодыми людьми, которые теперь просили их выйти за них замуж. Оба они были из крепких немецких евреев: Бабетта — Макс Штетгеймер, а Розали — Моррис Лемайер (позже переименованный в Лемера). Девушки с воодушевлением написали Иосифу об этих событиях, но Иосиф поначалу не обрадовался. Ему казалось, что это лишь еще одна проблема в придачу ко всем остальным. А проблем в семье Селигмановых было несколько. Что будет с остальными четырьмя детьми — Леопольдом, Авраамом, Исааком и младенцем Сарой? Иосиф дал свое согласие только тогда, когда девочки согласились разделить между собой четверых меньших детей. Но когда приблизилась свадьба Бабетты, первой из двух детей, Иосиф отправил на север только одного брата, Джеймса, и дал Джеймсу дополнительное задание — открыть магазин в Нью-Йорке. Джеймс нашел угловое помещение в центре Манхэттена и арендовал его. В 1846 г. в доме № 5 по Уильям-стрит открылся магазин «J. [для Джозефа] Seligman & Brothers, Merchants».[6] Наконец-то Селигманы стали горожанами, причем прямо за углом от Уолл-стрит.

В то время Нью-Йорк был городом, который все еще выглядел и звучал как морской порт. То, что сейчас является финансовым районом, было далеко от лабиринта узких, безвоздушных каньонов между башнями из гранита, стекла и стали, каким он является сегодня. Вместо этого на Боулинг Грин дул свежий соленый бриз с залива и Атлантики, на горизонте виднелись мачты парусных судов из иностранных портов, а на улицах шумели лошади, повозки и люди, разгружавшие грузы. Повсюду витал дух океанской торговли. И, что сегодня редкость, можно было увидеть и понюхать товары, которые поступали в порт: тюки со шкурами и шерстью, мешки с пшеницей и мукой с открытого Запада, хлопок с Юга, слитки меди с Великих озер, ящики с домашней птицей из штатов и Новой Англии, мясо, овощи, яйца, рыба, бревна для железнодорожных шпал. Очень скоро на улицы города начнут выгружать слитки золота из Калифорнии. Все было под открытым небом. На углах улиц торговали акциями, бриллиантами и иностранной валютой. Нью-Йорк был торговлей — другого бизнеса практически не было. В этой пикантной атмосфере молодой человек не мог не почувствовать запах денег, которые можно заработать.

Замужество Бабетты подарило Джозефу первого шурина, и Джозеф быстро нашел ему применение. Вместе с Уильямом Макс Штетгеймер был отправлен в Сент-Луис, где на Северной Мэйн-стрит, 166, открылась компания W. Seligman & Company. С магазинами в Нью-Йорке и Сент-Луисе, а также в Гринсборо, Клинтоне и Ютау дела снова пошли в гору. Отец Макса Штетгеймера, Джейкоб, был принят на работу в нью-йоркский магазин, а через некоторое время Абрахам Селигман — ему уже исполнилось пятнадцать лет, и он был готов к работе[7] — был отправлен в Сент-Луис, чтобы помогать Уильяму; Макс Штетгеймер был отправлен в Сент-Луис. Луис, чтобы помогать Уильяму; Макс Штетгеймер был отправлен обратно в Нью-Йорк, чтобы помогать отцу, где название фирмы было изменено на Seligman & Stettheimer, Dry Goods Importers; Джесси и Генри были переведены из Алабамы в северную часть штата Нью-Йорк, где в Уотертауне их новая фирма стала называться J. & H. Seligman, Dry Goods. (Джесси любил говорить, что «J.» означает Джесси, но все, кто знал Джозефа, понимали, что все «J.» на самом деле означают Джозефа). В Уотертауне Селигманы разместили свое первое объявление в газете Watertown Jeffersonian, которое гласило:

SHAWLS! SHAWLS!!!

200 длинных шерстяных шалей богатейших расцветок и новейших фасонов только что прибыли и будут продаваться по ценам, которые не могут не устроить всех покупателей. Платки из броши, кашемира и шелка мы предлагаем теперь по более низким ценам, чем когда-либо!

Было прохладное октябрьское утро, и дамы пришли толпой.

В Уотертауне Селигманы приобрели еще одного ценного друга. Им стал первый лейтенант 4-го пехотного полка Улисс Симпсон Грант, служивший в казармах Мэдисона, расположенных в одиннадцати милях от города, который зашел в магазин Селигманов в поисках «какой-нибудь вещицы» для своей новой невесты. Джесси подождал молодого лейтенанта с грустным лицом, и, как писал Джесси впоследствии, «при нашем знакомстве мы сразу же подружились».

Вероятно, Грант в тот момент искал нового друга-мужчину своего возраста. Большинство его друзей до этого года завязалось в кабаках, и командир уже начал предупреждать его о пристрастии к алкоголю. Его новая жена делала все возможное, чтобы склонить его к другим формам общения. По ее настоянию он помог создать в Уотертауне отделение «Восходящее солнце» № 210 ложи «Сыны умеренности», стал председателем ложи и часто принимал участие в местных парадах за умеренность. В свободное от службы время Грант стал общаться