Гора трех скелетов - Артур Баневич

– Извините, пожалуйста, – улыбнулась она естественно и непринужденно, как это умели делать ее товарки с микрофонами в руках. – У вас в душе так тесно, трудно было быстро выкупаться.

Половина комнаты была залита водой. Но зато на плите стоял горячий кофе. Она нашла его в моем бардаке! В моей любимой чашке был крепкий двойной черный кофе с молоком и двумя ложечками сахара. То есть именно какой я любил. И либо наши вкусы совпадали, либо кое-кто из присутствующих хотел произвести впечатление. Хорошее, заметьте. Подозрения мои окрепли, когда пани Бигосяк предложила приготовить ужин.

– Мне сейчас нужно ненадолго выйти, – сказал я, присев за стол рядом с Йованкой, взявшей в руки сковородку. Только сейчас, а значит, непростительно поздно для настоящего детектива, я присмотрелся к ее рукам. Ладони у нее были крупные, как сказали бы раньше, трудовые, без всяких там перстеньков и колечек. Они мне понравились – и в особенности коротко остриженные ногти, покрытые бесцветным лаком, а может, и ничем таким не покрытые. У моей заказчицы Йованки Б. был полный порядок со вкусом.

– Я думала, мы поговорим, – сказала она с хорошо скрытой укоризной в голосе.

– Следите за яичницей, – сказал я.

Йованка повернулась к плите, поскребла ножом по сковородке и вдруг зыркнула на меня своими чародейскими глазищами.

– Женщины вам нужны только для этого? – Голос у нее был тихий, гипнотический.

– Не только. – Я постарался улыбнуться, чтобы сказанное мной не было воспринято всерьез. – Иногда от них есть толк и в постели.

Йованка закивала. Не знаю, о чем она подумала. По большому счету меня это не должно было волновать. Было бы даже лучше, если б она обиделась на меня, что свидетельствовало бы, как минимум, о несходстве характеров.

– Вы обещали взяться за мое дело, – сказала она, деля яичницу на две порции. – Правда, вы были не очень трезвы…

– Но без сознания я не был. Обещал, значит, возьмусь…

– Да? – Она вздохнула. – Но ведь вы… вы ведь не знаете, о чем идет речь. Это… ну, как вам сказать… не совсем обычный заказ.

– Ну да. – Я взял намазанный маргарином хлеб. – Сначала это свинство в диване, потом Куровский, которого я убил сначала в тринадцать часов десять минут, а потом в четырнадцать часов… Я просто сгораю от любопытства. Просто уверен, что вы пришли ко мне с интересным дельцем…

Она уселась напротив меня. Стол, нарезанный хлеб, яичница с помидорами… я попытался припомнить, когда завтракал дома в последний раз.

– А это как-то связано? – спросила Йованка. – Бомба, Куровский… И кто такой этот Куровский?

Мы принялись за еду. В перерывах между глотками я рассказал ей, как в моей жизни возник пан Куровский из Новой Гуты. О роли Харварда я упомянул мимоходом, не вдаваясь в подробности. Управившись с яичницей, она облизнула губы кончиком языка, и мне понравилось, как она это сделала. Я отметил для себя отсутствие помады на ее губах. А потом рассказал ей о разговоре с пани Поплавской.

– И там и здесь иностранец, – заключила она, не дожидаясь моего комментария. – Вы считаете, что это один и тот же человек, правда?

Она угодила в точку. Правда, но не вся правда. И через пару секунд я понял по ее растерянному взгляду, что наши мысли движутся в одном направлении.

– Вы, пан Малкош, думаете, что он и я…

– А вам бы это не пришло в голову?

– Но ведь этот человек чуть не убил меня!

– Да, чуть не убил, – согласился я, стараясь сохранять спокойствие и доброжелательность. – Если исходить из того, что вы мне сказали правду.

– Но ведь… – Моей собеседнице не нужно была заканчивать фразы: полный горечи взгляд, который она устремила на мой диван, был красноречивее всяких слов.

Я отпил глоточек кофе и мягко улыбнулся:

– Согласитесь: теоретически это могла быть инсценировка.

– Вы не верите мне…

– Как вам сказать… – Некоторое время мы сидели молча, не поднимая глаз. – Так вы говорите, семь часов? Вы просидели семь часов не двигаясь, держа эту рухлядь?…

– Я выносливая, – тихо сказала Йованка Бигосяк. – Если хотите, можем повторить комедию.

– Можно взглянуть на ваши ступни? – Ответа я ждал долго, почти до конца моей чашки. – Так можно или нет?

– Господи!.. – Она вдруг подскочила на ноги, схватила обеими руками кресло… Я думал, сейчас она поднимет его повыше и… Но она просто пододвинула кресло ко мне. Йованка села в него и решительным, я бы даже сказал отчаянным, рывком спустила носок наполовину, полуобнажив стопу, а если конкретнее: пятку и половину подъема. На свежевымытой коже была отчетливо видна фиолетовая вмятина характерной формы, оставшаяся от поперечной половой доски, и еще одна – от шляпки гвоздя, который я собирался забить с прошлого года.

– Что, и не смылось? – Сам не понимаю, зачем я сказал это.

Она послюнявила палец и начала тереть синяки. Кожа вокруг них покраснела, а кончики губ искривились от боли. Я порядком разозлил пани Бигосяк: она была готова измываться над своей несчастной ногой до слез, до всхлипов. Это не могло не впечатлять. И все же я отметил, что носочек она до конца так и не сняла. Вполне возможно, исключительно потому, что педикюра на ногах не было.

Я махнул рукой:

– Хватит! Я уже вижу, что это не нарисовано. И совсем не хочу, чтобы вы охромели.

– Я сказала вам правду, – прошептала она и лишь после этого натянула носок. Потом распрямилась, положила руки на бедра. – Все это похоже на какой-то бред. В жизни так по-дурацки не бывает. Честное слово, я не знаю этого вашего грибника. Я вообще никого, кроме вас, в Кракове не знаю…

– А Краков? Краков знаете?

Она растерянно покачала головой.

– В таком случае я предлагаю вам прогуляться. Или вы хотите подождать меня дома?…

Половина улицы была перегорожена. Полицейские джипы, пожарные машины, барьеры, желтые оградительные ленты… К дому я подъехал по тротуару правой стороны.

– Что-то сгорело, – заметила Йованка.

Я свернул на засыпанный битым стеклом газон.

– Неужели мы ехали сюда? – В ее округлившихся глазах: пугающая догадка, удивление и страх, самый обыкновенный страх…

– Ч-черт! Это надо же! – вырвалось у меня.

– Только не говорите, что это тот самый дом…

– Ладно, – сказал я. – Будем думать, что дворник по пьянке перепутал таблички с номерами.

Я вылез из машины и медленно пошел вдоль места происшествия. Йованка шла чуть сзади. Невесело выглядят дома после пожара. Закопченные стены, лужи воды, зияющие оконные проемы, осколки стекла, хрустящие под ногами…

Дом был трехэтажный, послевоенной постройки. Куровский проживал на втором, как раз в эпицентре взрыва. Он и оказался единственной жертвой чрезвычайного происшествия.