СМЕРШ в тылу врага. Зафронтовая работа военной контрразведки - Юрий Ленчевский

Евгений дважды прочитал документ, четко вывел свою фамилию-псевдоним, дату. Затем с помощью абверовца оставил под обязательством отпечатки пальцев.

— Запомните, что в работе разведчика главное — конспирация! — сказал офицер, помещая подписанное Малышевым-Негиным-Лесковым обязательство в сейф. — Вы должны держать в секрете свою фамилию, место рождения, адреса родственников.

Через несколько дней администрация собрала всех зачисленных в школу курсантов очередного набора. Наставления давали седовласый начальник школы обер — лейтенант Рудольф и его помощник капитан Шнеллер, с которым Малышев-Лесков уже встречался. Курсанты, разумеется, догадывались, что их начальники скрывали свои подлинные фамилии. Псевдонимом Рудольф прикрывался родившийся в России видный офицер абвера Адольф фон Ризе, а под псевдонимом Шнеллер маскировался опытный абверовец фон Шиллинг, воевавший с русскими еще в Первую мировую войну. Обер-лейтенант Рудольф на русском языке объявил курсантам, что завтра, 1 апреля 1943 года, в школе начинаются регулярные учебные занятия, и предоставил слово своему помощнику, капитану. Заговорил Шнеллер:

— Нам доложили, что все вы противники большевистского режима. Это главное условие ваших будущих успехов, как разведчиков абвера. Но этого мало. Нужно умение, которое вы приобретете здесь. Мы научим вас, как переходить линию фронта и приземляться с парашютом, как вести себя в тылу противника, особенно при возникновении опасности, как собирать разведывательные сведения.

Шнеллер перечислил возлагаемые на курсантов обязанности, затем призвал их добиться осуществления на практике девиза школы: «Разведчик должен все видеть, замечать и слышать, сам оставаясь незамеченным». Шнеллер разъяснил курсантам требования установленного в школе режима, завершив беседу словами:

— Запомните, вам категорически запрещается рассказывать друг другу что-либо о своем прошлом, называть кому-либо свою настоящую фамилию, самовольно вступать в контакт с местным населением. В соблюдении этих правил заинтересованы вы сами, как будущие разведчики абвера. Но поскольку не исключены случаи их нарушения, предупреждаю: за невыполнение требований администрации последует строгое наказание.

Началась учеба. Малышев внимательно слушал лекции преподавателей школы, старался на практических занятиях. Очень скоро он воочию убедился, что основу обучаемого личного состава школы составляют лютые враги советской власти: бывшие уголовники, бывшие перебежчики, как, впрочем и он сам, в общем, бывшие советские граждане, затаившие личную обиду на советскую власть. Но, как удалось определить Малышеву-Лескову, такими были не все в его окружении. Были и те, кто попал в школу по глупости, рассчитывая при первой же возможности вырваться из немецкого плена и попасть на сторону советских войск.

Обезвредить предателей, помочь тем, кто остался верен своей Родине, и должен был разведчик Малышев. С первых дней пребывания в школе советский офицер заметил, что в ней царит гнетущая обстановка недоверия. Курсанты опасались друг друга. Те из них, кто был патриотом, знали, что в школе немало явных или скрытых врагов нашей страны, способных выдать гитлеровцам любого из курсантов за «нежелательные» настроения или намерения. Не избежал подозрений к себе и Малышев-Лесков. Он ведь кто? Перебежчик, уголовник. Такая легенда нужна была для немцев, своих же лиц, патриотически настроенных, она отпу-гивала.

Стоит ли говорить, но даже в ходе учебы в стенах школы курсанты все равно то и дело подвергались проверкам на лояльность. Причем эти проверки были гораздо изощреннее прежних, поскольку их проводили не абверовцы, а якобы учащиеся школы, а на самом деле спецконтингент, в задачи которого входило выявление неблагонадеж-ных.

Соседом Малышева по комнате оказался высокого роста брюнет с мохнатыми бровями. При знакомстве назвал себя Полянским. «Ты такой же Полянский, как я папа Римский», — подумал Малышев. Полянский находился рядом с Малышевым на всех занятиях, в столовой, «заботился» о новичке. Вечерами рассказывал ему о себе, проявлял недовольство то качеством питания, то организацией школы, поругивал начальников, в первую очередь капитана Шнеллера. Все это настораживало Малышева, который хорошо помнил слова своего наставника старшего лейтенанта Маковеенко о соблюдении крайней осторожности при общении с курсантами разведшколы противника.

Как-то перед отбоем Полянский, правда, весьма осторожно, высказал ему, курсанту Евгению Лескову, сомнение в окончательной победе Гитлера над Советским Союзом. Разведчику стало ясно, что Полянский — подсадная утка, выполняет задание шефов школы.

— А я думаю, что они в конце концов выиграют войну, — спокойно, не желая портить отношений со своим соседом, заметил Малышев. — Тогда и мы с тобой окажемся на высоте.

— Ты, пожалуй, прав, — согласился Полянский.

Через день администрация школы переселила Малышева в другую комнату. «Закончилась еще одна проверка «преданности» курсанта Лескова нынешнему начальству», — с удовлетворением отметил Малышев. Однако ошибся, подумав, что она последняя. Немцы не спешили доверять перебежчикам. Каждый из них проверялся, да еще как! Проверка осуществлялась на всех стадиях пребывания.

Осторожно, не привлекая к себе внимания, работал в чужой для себя среде советский разведчик Малышев-Лесков. Понемногу, но в итоге у него накопилась кое-какая информация об обучаемых, на кого можно было бы в дальнейшем сделать ставку для перевербовки. Одним из таких курсантов был, как он представился Малышеву, Володя Рыбкин. В силу привычки Рыбкина часто употреблять в утвердительных предложениях слово «абсолютно», он и получил в школе кличку Абсолютный, которая впоследствии за ним и закрепилась.

Малышев знал, что, несмотря на строжайшие запреты, курсанты, доставленные в школу из лагерей военнопленных, тайком делились друг с другом различными новостями, рассказывали о себе и подчас, невзирая на строжайшие запреты руководства, мечтали о планах на будущее. К этой категории вроде бы относился и новый знакомый Малышева под кличкой Абсолютный.

Малышев проанализировал все разговоры с Абсолютным, его слова «Мне довериться можно…» и «Разве я не понимаю: чужая тайна — могила». При этом Абсолютный проводил ребром ладони по своей шее. Проговаривал «Я никому ни-ни…», «За предательство одна цена — смерть. Как говорится, летательный исход…» Это Малышева настораживало: «Еще не услышав от собеседника никаких откровений, рьяно клянется в верности хранить тайну. И уж слишком шустрый этот Абсолютный. Буду изучать его дальше. Может быть, он мне пригодится. Однако по школе пошел слух, что Бабицкий выдал двух начинающих курсантов, доверившихся провокатору. Они «по секрету» рассказали ему, что пошли «в шпионы», чтобы вырваться из лагерного ада, а затем при выброске на советскую сторону явиться к своим с повинной».

«Вот гад! Маленький, юркий, а точнее, скользкий, Володечка лисичкой пытался влезть мне в душу», — оценил Рыбкина-Бабицкого Малышев. Он заметил однажды, как Бабицкий оживленно разговаривал с Ястребом, и решил выдать себя, в один из дней Малышев-Лесков подошел к Ястребу и, как бы невзначай, бросил: