Путешествие по ту сторону - Екатерина Островская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Славе ничего не рассказывай. Будет интересоваться, скажи, что просто посидели, поели и разошлись…
Они поднялись домой. Регина скинула шубу и сбросила сапоги. Потом уселась в кресло и вдруг рассмеялась.
– Ну слава богу, – успокоился Верещагин, – отошла наконец.
– Нет, ну просто смешно! Я готовилась, как дура, думала, что все восхитятся, какая у тебя красивая жена. А ни одного комплимента ни от кого не услышала.
– Ты и без комплиментов у меня самая красивая, – произнес Алексей, наклоняясь к Регине, чтобы поцеловать ее.
Но та отстранилась.
– Поезжай туда и вытащи отца, а то он, кажется, совсем голову потерял – кабы чего не натворил.
– У него нанят на сегодняшнюю ночь водитель-охранник.
– Я о другом…
Алексей отсутствовал полтора часа, но за это время празднование перешло на новый уровень веселья. Когда Верещагин вошел в фойе, до него донеслись два женских голоса, распевающих громко и фальшиво:
Парней так много холостых,
А я люблю женатого-о!!
За столом в обнимку сидели и орали песню пьяные Кристина и Юля. Бретелька на плече Кристины была оторвана, декольте сползло чуть не на живот, но секретарша не замечала этого. По ее щеке и по груди тянулись четыре багровых следа от ногтей. А под глазом Юли светился огромный лилово-черный «фонарь».
Девушки закончили петь. Юля, правда, пыталась начать новую песню и закричала:
Ой, цветет калина в поле у ручья…
Но Кристина не поддержала ее. Личный помощник генерального директора посмотрела на Алексея и обрадовалась:
– О, кто к нам пришел! Алексей Васильевич, давайте с вами выпьем все втроем на будер… на брудершефт!
Но в этот момент загремела музыка, из-за столов начали выходить пары.
Верещагин оглядел зал и не увидел Сименко.
– А где Эдуард Борисович?
– Так он в номере на втором этаже, – объяснила Юля. – Босс пожелал отдохнуть, и мы его туда отнесли.
Она посмотрела на Кристину и подмигнула ей подбитым глазом.
– Здорово мы его там…
И обе начали смеяться, словно им была известна какая-то тайна, которую надо скрывать, а сил это делать уже не осталось.
Кристина обхватила рукой Юлину шею, притянула ее к себе и посмотрела недавнему врагу в глаза.
– Дай я тебя поцелую, подруга!
Обнявшись, девушки поцеловались долгим пьяным поцелуем.
Алексей поднялся на второй этаж, заглянул в номер и увидел тестя лежащим на кровати со спущенными до колен брюками. Рубашка на нем была задрана, а на голом волосатом животе красовался неестественно огромный, нарисованный губной помадой след поцелуя.
Алексей зашел в ванную, намочил полотенце и, вернувшись к кровати, начал смывать помаду. Сименко очнулся, не открывая глаз, попытался помешать, а потом начал хихикать, как от щекотки.
– Не надо, девчонки! – просил он между смешками, ловя руку Алексея. – Ну, не надо! Мне холодно. Сейчас полежу немного… Отстаньте! Кристина, кофейку принеси…
Глава фирмы так и не понял, что рядом был только Верещагин.
Народу в зале оставалось совсем немного. Почти никто не танцевал, возле шеста на дрожащих ногах стояла одинокая пара: Юля держалась за Кристину, а та, чтобы не упасть, схватилась руками за шест да еще пыталась пританцовывать при этом.
– Алексей Васильевич! – крикнула Кристина. – Вы, небось, тоже на этой Снегурке зависли? Вот смотрите – я вам щас еще лучше покажу. Оп!
Секретарша вскинула вверх ногу, и тут же обе девушки с грохотом рухнули на пол. Но танцующие вокруг люди даже не обернулись, продолжая веселиться сосредоточенно и через силу.
Верещагин оделся и вышел во двор. Подошел к «Мерседесу» Сименко, открыл дверь. Охранник клевал носом.
– Че? – встрепенулся парень. – Едем?
– Еще часок подожди, – попросил Алексей, – потом поднимись на второй этаж, помоги клиенту прийти в себя, грузи его и увози.
Утром его разбудил телефонный звонок. Сначала Алексей подумал, что это будильник, и сел в кровати. Но потом вспомнил, что на работу идти не надо. Хотел лечь снова, но звонки продолжались. Он посмотрел на часы – половина девятого. И только тогда снял трубку, услышав незнакомый мужской голос:
– С кем я говорю? – услышал он в трубке мужской голос.
– С Верещагиным, – ответил Леша. И поинтересовался: – А вы кого рассчитывали услышать?
– Это из отдела полиции, следователь Лаптев, – представился звонивший. – Вы имеете какое-нибудь отношение к Эдуарду Борисовичу Сименко?
– Я его зять.
– Тогда постарайтесь прямо сейчас подъехать к нам…
– Нельзя ли в другой комнате говорить? – пробормотала рядом сонная Регина.
Алексей вышел из спальни.
– А почему такая необходимость? – спросил он собеседника. – Неужели Эдуард Борисович что-то натворил?
– Приезжайте и все узнаете.
– Какой мне смысл мчаться куда-то? – попытался отговориться Верещагин. – Я лег под утро, не выспался…
– Приезжайте! – не дал ему договорить следователь Лаптев. – На вашего тестя совершено покушение.
– Как покушение? – не поверил Верещагин. – Он жив?
– К сожалению, нет, погиб на месте. Так что поторопитесь.
Около пяти утра машину дорожно-патрульной службы остановил владелец «шестерки», занимающийся частным извозом, и сообщил, что в трехстах метрах на газоне стоит «Мерседес» с разбитыми стеклами и пулевыми отверстиями на дверцах.
Полицейские подъехали и обнаружили за рулем автомобиля тяжелораненого водителя-охранника, а рядом с ним убитого на переднем пассажирском кресле мужчину. По найденным при последнем документам работники прибывшей оперативно-следственной бригады установили личность погибшего. Обстреляли «Мерседес», судя по числу попаданий в него, из двух автоматов. Сименко умер мгновенно – на его теле было обнаружено двенадцать ран, четыре из которых оказались смертельными. Водитель, судя по всему, попытался уйти от нападавших, но не смог. Ему только удалось остановить машину, выскочившую на заснеженный газон. Добиться от парня какой-либо информации не представлялось возможным – он скончался.
Алексей сидел в кабинете следователя Лаптева, отвечал на вопросы и не мог поверить, что Эдуарда Борисовича больше нет. Он не понимал, почему произошла трагедия, кому понадобилось убивать, в сущности, безобидного Сименко.
– Враги у него были? – спрашивал Лаптев.
– Вряд ли. По крайней мере, мне об этом ничего не известно. А Эдуард Борисович не умел что-либо скрывать.