Море цвета крыла зимородка - Джейн Арбор

– До того, как убедитесь, сможете ли вы их продать? Не будьте глупой! Извлеките сначала прибыль, а затем, если окажетесь в состоянии, можете и заплатить. Между прочим, пусть Сильвия выставит их в витрине как-нибудь оригинально, неожиданно, и вы будете удивлены… А сейчас, вы уж извините, у меня важная встреча в Сен-Тропезе. – И Флор положила трубку, не дослушав путаные слова благодарности Розы.

С неожиданным жестом Сильвия произнесла:

– Разве не так всегда и бывает? Ты говоришь себе, что некая особа такая, мол, и такая, а на поверку выходит – все наоборот, – и с таким удовольствием начала распаковывать и выставлять содержимое посылки, что Розе стало стыдно за свою реакцию на щедрый дар Флор.

Как она и опасалась, для женщин Мориньи такая парфюмерия оказалась не по карману. Они останавливались поглазеть, подержать в руках, поахать, удивленно качая головой при виде ценников, но уж никак не покупать. Блайс своим очарованием заставил одну немку-туристку купить флакон духов «Голубая полночь», да Сильвия продала склянку шампуня. Но это было все ко дню вечеринки у Флор.

Вилла Флор одиноко стояла на живописном утесе над морем. Дорога к ней, заканчивающаяся тупиком возле самого дома, на целых полкилометра была забита припаркованными впритык одна к другой машинами. Вилла с примыкающим к ней спереди специально разбитым шатром искрилась от света и гудела от голосов и непрекращающейся музыки, когда Блайс нашел просвет для своего арендованного автомобиля и повел девушек здороваться с Флор у входа в шатер.

Интерпретация Флор ее же собственных слов «одежда неформальная» означала костюм, состоящий из штанов капри и серебряного болеро, отделанного голубой ниткой. Штаны были в обтяжку, и вся она – от волос, перехваченных серебряной лентой, и до туфель на высоких каблуках – походила на сверкающую чешуей рыбу, не хватало только мерцания горного озера на заднем плане, чтобы довершить иллюзию.

Она протянула руку Розе и Сильвии и уделила им толику своего внимания. Другой рукой подтолкнула Блайса в направлении стоявшей в стороне болезненного вида девушки, на лице которой уже появилось отчаянное выражение дамы на балу, оставшейся без кавалера. Флор прошипела Блайсу:

– Я настаиваю, чтобы ты был милым с Мари-Клэр. От тебя не убудет, если займешь ее хотя бы на час. Клод Одет тоже здесь, и для тебя это последний шанс поладить с ним. Как только он поставит свою закорючку в чековой книжке, можешь бросить его усохшую дочку, как горячий кирпич, если пожелаешь. А пока разыгрывай свою карту…

Блайс потянулся к пальцам Сильвии, отстранив руку Флор.

– Нет! – сказал он как отрезал. Глаза Флор с раздражением сузились.

– Блайс!..

– Это, что угроза?

Флор пожала плечами:

– Просто предостережение.

Блайс улыбнулся Сильвии и ущипнул ее за щеку: «Еще увидимся, радость моя». А затем обратился к Флор:

– Ладно. Я буду сама любезность с Мари-Клэр. Но только потому, что она славная девочка и не ее вина, что не все при ней. Поэтому держи свои предостережения при себе, понятно? Я, надеюсь, не такой уж законченный сукин сын, чтобы купить расположение ее отца такой ценой. – С этими словами он начал пробираться к сникшей девушке, затем поболтал с ней немного и забрал с собой, чтобы присоединиться к группе молодых людей.

Роза задумалась – заметила ли Флор, что его прощание предназначалось Сильвии, а уж никак не ей, Розе. Но с уходом Блайса Флор, очевидно, выбросила из головы его вызывающее неповиновение. Она вновь приветствовала прибывающих гостей, подводя одного к другому, весело представляя их друг другу, – словом, в совершенстве играла роль хозяйки, чаруя всех собравшихся, а особенно мужчин.

Флор дотронулась до руки мужчины средних лет, с холодными глазами и чувственным ртом.

– Клод, не надо тревожиться о Мари-Клэр. Блайс окутал ее розовой дымкой и перенес в заоблачные выси… Между тем я хочу, чтобы вы встретились с последними протеже Сент-Ги – двумя маленькими англичаночками, которые играют в деловых женщин и содержат магазин в Мориньи, словно им мало нашей основной игры – предавать мукам Тантала ваш бедный сильный пол. Мои дорогие, Клод Одет – мой самый близкий друг!

Все трое обменялись рукопожатиями. Роза сразу прониклась сочувствием к болезненного вида девушке за то, что у нее такой отец. Он выглядел слишком упитанным, а ногти на толстых руках – на взгляд Розы – были слишком наманикюрены. Но правила хорошего тона требовали вступить в небольшой светский разговор, вся тяжесть которого упала на нее, так как Клод Одет не говорил по-английски.

Он предложил им посетить бар и ухитрился создать видимость близких отношений, взяв Розу за локоть, пока они пересекали шатер. По дороге она почувствовала, что ее тянет оглянуться. У входа стоял Сент-Ги: его темноволосая патрицианская голова возвышалась над окружающими. В тот же миг его увидела и Флор – она изогнула свою лебединую шею и, протянув руку, поманила его к себе – жест, вполне естественный для столь близких друзей, но подчеркнутая интимность его почему-то больно кольнула сердце Розы.

У нее даже перехватило дыхание от невыносимой муки и от сознания – то, что она сейчас испытывает, – это… муки ревности. Она ревновала к Флор Мичелет – и не в силах была с этим бороться. Ибо, сама того не зная, а точнее, зная, но пытаясь внять голосу разума, влюбилась в Сент-Ги. Того самого Сент-Ги, ее работодателя, который иронически прохаживался на ее счет, отрицал право на независимость, относился к ней с полным безразличием и, более того, собирался жениться на элегантной, желанной Флор… Вот почему он вызывал ее враждебность, задевал ее гордость! Да потому, что, Роза хотела его похвалы, жаждала снисходительности и даже нежности к своим оплошностям и недостаткам. Она и прежде пользовалась успехом, целовалась, знала муки любви и ревности, свойственные подросткам. Но никогда прежде не испытывала такую боль от уверенности, что судьба ее любви целиком находится в других руках. У такой любви нет будущего, она ведет в никуда. Поэтому, в один миг осознав важность Сент-Ги в ее жизни, Роза сейчас же призвала себе на помощь доводы рассудка и здравый смысл.

Так как никто, даже Сильвия, не пялился на нее с любопытством, она предположила, что двигается, улыбается и разговаривает вполне нормально и ее душевная сумятица внешне ничем не проявилась. Много позже Роза вспоминала, что, кажется, подходил Блайс, забрал Сильвию и присоединился с ней к другой группе, как она сама протанцевала танец с Клодом Одетом, а затем тактично отвязалась от него, отправившись в буфет с другим партером. А тогда все слилось во времени и пространстве, когда Сент-Ги пригласил ее на танец.

Он танцевал с тем чувством властности и уверенности в себе, что привносил во все свои занятия, – его искусство вести и руководить партнершей было совершенным. Роза подумала со слабым проблеском веселости: «Не могу представить себе его реакцию, если другой мужчина встанет у него на пути», а затем сдалась и расслабилась, уступая волшебству, что охватило ее на краткий миг и о котором он даже не догадывался.