Книга покойника - Янина Забелина

Здесь, в районе Кирхенфельд-Шоссхальд, поражал резкий переход от роскоши к честной бедности, и от честной бедности – к грязной нищете и убогости.

Граф продолжал внимательно осматриваться по сторонам и, наконец, в эркере дома рядом с Кирхенфельд заметил вывеску. Она гласила:

За окнами, задернутыми занавесями – наверное, кабинета доктора, – горел свет, так же, как в эркере – этажом выше.

Граф покрутил головой: дом напротив, в котором сдавались внаем меблированные комнаты, угрюмо смотрел на него многочисленными окнами. На углу светилась витрина убогого кафе. К тротуару приткнулась древняя «мартини».

В подобном месте уважающий себя медик мог держать практику только в том случае, если бы и жил здесь. И, совершенно очевидно, в доме, где Мартинели нанял квартиру, о существовании врачебного кабинета на задворках даже не подозревали.

В вестибюле пестрели звонки и таблички с именами. Граф нажал кнопку приемной врача.

Стоя перед дверью лечащего врача Мартинели, Граф размышлял: «Странные дела с госпожой Шафер… Доктору-то уже неделю известен ее адрес, и о ее вчерашнем визите в больницу он знал, но ничего не предпринял. Хотя… Видимо, я совсем спятил».

Замок щелкнул, и Граф вошел коридор с унылыми – горчичного цвета – стенами. Справа на застекленной двери значилось золотыми буквами:

До того, как Граф успел позвонить, она отворилась, и перед ним предстал крупный, сутулый человек с большой головой и широким лбом. Когда хозяин поднял вопросительный взгляд желтовато-карих глаз на позднего посетителя, Графу пришло в голову сравнение с быком.

– Несчастный случай? Внезапная болезнь?

Казалось, доктор Троллингер не мог себе представить, что кого-то принесло к нему нечто меньшее, чем катастрофа.

– Нет. Простите, что беспокою вас так поздно, доктор. Я заглянул к вам в надежде разузнать некоторые подробности о покойном господине Говарде Мартинели.

Выражение большого, бледного лица доктора нисколько не изменилось, короткие пальцы, твердо сжимавшие дверную ручку, не дрогнули.

– Друг? – кратко поинтересовался доктор Троллингер. Графу подумалось, что этот хриплый голос был когда-то баритоном.

– Интересуюсь этим по просьбе друга.

– Да, мне говорили о некой молодой особе.

– Госпожа Шафер – моя клиентка. Позвольте представиться – Гарольд Граф. Я в некотором роде специалист по документам: у меня консультируются по поводу антикварных книг и автографов. – На лице доктора Троллингера появилось выражение умеренного интереса. – Мы побывали сегодня вечером в больнице Святого Дамиана, – продолжал Граф. – Госпожу Шафер потрясла внезапная смерть господина Мартинели. Он просто ее знакомый, но подобные события всегда оказывают сильное воздействие на неподготовленного человека. В больнице сказали, что лечили его вы. Вот я и вызвался навестить вас.

– Входите, – произнес Троллингер.

Он подождал, пока Граф войдет внутрь, закрыл дверь и, тяжело ступая, пересек комнату. В массивных плечах, которыми Троллингер повел, чтобы поправить потертую бархатную куртку, ощущалась недюжинная сила, чувствовалась она и в неуклюжей походке. Доктор знаком указал Графу на кожаное кресло, а сам опустился на темного дерева тяжелый стул темного дерева за письменным столом, стоявшим в эркере.

Большая часть кабинета, освещенного только настольной лампой с зеленым абажуром, находилась в тени, но даже беглый взгляд, брошенный Графем, позволил заметить несоответствие: слишком массивная мебель и слишком маленькое помещение. Стол для осмотра пациентов и шкафчик с хирургическими инструментами почти не оставляли свободного пространства. Даже потертый ковер пришлось подрезать, чтобы тот мог уместиться в комнате. Когда-то доктор знавал лучшие времена.

– Насколько мне известно, у господина Мартинели не было близких друзей, ни в Европе, ни за океаном.

– Госпожа Шафер познакомилась с ним этим летом и тоже считала, что господин Мартинели совершенно одинок. После его внезапного отъезда из Шпица она, как только оказалась в городе, позвонила ему на квартиру и узнала, что господина Мартинели отправили в больницу Святого Дамиана. Госпожа Шафер справлялась о нем на прошлой неделе и вчера вечером. Сегодня, как я уже говорил, она узнала, что он умер. Мы сходили в похоронное бюро Галлер, и она опознала его.

– Понятно. Надеюсь, похоронное бюро исполнило все, как надо.

– Госпожа Шафер тоже так считает. Сказала, что господин Мартинели выглядит так, словно и не болел вовсе.

– При лейкемии это обычно. Вы знаете, что он умер от острой формы этой болезни, которая протекала нормально, если только о смертельном недуге можно так выразиться? Думаю, в дремучем прошлом подобную болезнь посчитали бы сродни колдовству. – Троллингер откинулся на спинку стула, сцепил свои крупные руки на животе и повертел большими пальцами. – Вы что-нибудь знаете о лейкемии, господин Граф?

– Практически ничего.

– Она развивается быстро, но достаточно мягко: небольшая лихорадка, ревматические боли, возможно, чувство общей слабости. А все из-за того, что белые кровяные тельца быстро разрушаются. В настоящее время наука еще не в состоянии приостановить этот процесс и продлить, а тем более спасти пациента. Как правило, больной спохватывается только в случае внезапного внутреннего кровотечения. Оно и заставило господина Мартинели поспешно вернуться из Шпица в Берн. Первый натиск болезни произошел третьего июля. Больной приехал шестого, во второй половине дня, а через час слуга господина Мартинели привел меня к нему.

Граф, слушавший доктора с вежливым интересом, поинтересовался:

– И что же? Вы тянули с госпитализацией до последнего?

Доктор Троллингер грустно улыбнулся.

– Его вообще не следовало отправлять в больницу. Если у пациента достаточно денег и за ним ухаживают, мы позволяем ему умереть так, как он захочет, господин Граф. Я сразу поставил диагноз – лейкемия. По моей просьбе в больнице сделали анализ крови – в тот же день, а на следующий я сообщил о результате господину Мартинели.

– Так быстро? Хотя, думаю, мой вопрос неуместный – опытный врач знает, что делает.

– Во всяком случае, господин Мартинели успел уладить все свои дела. Позже он мог не успеть этого сделать, хотя сдал окончательно лишь в больнице. Он с самого начала объяснил мне, что ему некому помочь в делах, и попросил сказать правду. Он был разумным, уравновешенным человеком, и я чувствовал, что не должен что-то скрывать от него. Поверьте, единственное, что знает опытный врач, – с каким пациентом он имеет дело, – с горькой усмешкой произнес Троллингер.