Любовь в Серебряном веке. Истории о музах и женах русских поэтов и писателей. Радости и переживания, испытания и трагедии… - Елена Первушина

А стихи сохранили нам образ актрисы, которую ее искусство наделило магией, до конца ею не осознанной:

В 1909 году Наталья Волохова уходит из театра Комиссаржевской, работает в провинциальных театрах (Херсон, Николаев, Самара, Рига), затем — снова в Петербурге.

В 1910 году она вышла замуж, родила дочь и после того, как девочка умерла от скарлатины, вернулась в театр, где работала до 1926 года. В 1920 году Волохова в последний раз встретила Блока. Она была рада видеть его и пригласила на спектакль, собираясь поговорить по душам в антракте. Но Александр Александрович ушел раньше. «Мне было очень больно. Я не понимала, зачем он так поступил, — писала Наталья Николаевна. — Почему не захотел встретиться со мной? И только значительно позже, когда я прочла некоторые из неизвестных мне его стихотворений, которые как бы завершают цикл стихов, относящихся ко мне, я поняла, почему он не решился, не мог встретиться со мной. Я невольно вспомнила: „sub specie aeternitatis“, — но на этот раз не улыбнулась».

Умерла Наталья Николаевна в 1966 году в возрасте 88 лет.

Валентина Веригина пишет: «Всякому, кто хорошо знал Наталью Николаевну, должно быть понятно и неудивительно общее увлечение ею в этот период. Она сочетала в себе тонкую, торжественную красоту, интересный ум и благородство характера. Разумеется, увлечение поэта не могло оставаться тайной для его жены, но отнеслась она к этому необычно. Она почувствовала, что он любит в Волоховой свою музу данного периода. Стихи о „Незнакомке“ предрекли „Прекрасной Даме“ появление соперницы, но, несмотря на естественную в данном случае ревность, она отдавала должное красоте и значительности Волоховой, к тому же, может быть, и безотчетно знала, что сама непреходяща для Блока. Действительно, близ Любови Дмитриевны он остался до самого конца. Тут была не только литература, а настоящая привязанность, большая человеческая любовь и преклонение. В разговорах с нами о ней Александр Александрович часто говорил: „Люба мудрая“. Не надо забывать, что она стала его первым увлечением — „розовой девушкой, в которой была вся его сказка“».

В то время как Блок переживал увлечение Снежной Маской, у Любови Дмитриевны были свои искушения. Старый друг их семьи Андрей Белый претендовал на то, чтобы стать больше, чем другом.

Имя Белого было на слуху у всех в Москве и в Петербурге. Цветаева вспоминает, что ее трехлетняя дочь Аля, молясь на ночь о здоровье всех родных поминала и Андрея Белого. «Белый у нас в доме не бывал. Но книгу его „Серебряный голубь“ часто называли. Серебряный голубь Андрея Белого. Какой-то Андрей, у которого есть серебряный голубь, а этот Андрей еще и белый. У кого же может быть серебряный голубь, как не у ангела, и кто же еще, кроме ангела, может называться — Белый? Все Ивановичи, Александровичи, Петровичи, а этот просто — Белый. Белый ангел с серебряным голубем на руках. За него и молилась трехлетняя девочка, помещая его, как самое любимое — или самое важное — на самый последок молитвы».

«Серебряный голубь» совсем не детская книга, это великолепный роман о еретической секте хлыстов и о сумасшедшей, неуместной, незаконной любви, вышедший в 1909 году. Другой роман Белого, заставивший говорить о себе, — «Петербург», о петербургской мистике и первой русской революции, выйдет в 1912-м.

Андрей Белый — псевдоним, настоящее имя — Борис Бугаев, сын московского профессора, математика, Николая Васильевича Бугаева, автора гимназического учебника. Псевдоним, мгновенно «приросший» к Борису и ставший вторым именем, придумал сосед и друг семьи Михаил Сергеевич Соловьев, младший брат философа Владимира Соловьева. Жена Михаила Сергеевича — Ольга Михайловна, художница и переводчица — троюродная тетка Блока. Мария Бекетова пишет: «Ольга Михайловна была в деятельной переписке с матерью поэта как раз в те годы усиленного писания стихов и время от времени эти стихи посылали в Москву. Ольга Михайловна и Михаил Сергеевич оба были люди с тонким художественным вкусом, а сын их Сережа — гимназист в то время, способный, рано развившийся юноша, — тоже писал стихи, был настроен мистически и дружил с Борей Бугаевым (Андрей Белый), который жил в том же доме и бывал у Соловьевых чуть не каждый день».

Все-таки круг поэтов, писателей, философов, художников Серебряного века очень тесен. Все они находились, если не в родстве, то в свойстве. Порой они могли люто враждовать, а могли и прирастать друг к другу сердцем так, что не разорвать. За примером, — увы! — далеко ходить не надо. В 1903 году умирает от осложнений пневмонии Михаил Сергеевич, а через несколько минут после смерти мужа Ольга Михайловна покончит с собой. В это время между Блоком и Белым завязалась переписка, но они успели обменяться только несколькими письмами и еще не стали близкими друзьями. Но узнав о смерти столь значимых для Бориса людей, Александр Александрович пишет ему: «Сегодня получил Ваше письмо. Тогда же узнал все. Обнимаю Вас. Целую. Верно, так надо. Если не трудно, напишите только несколько слов — каков Сережа [Сын Соловьевых. — Е. П.]? Милый, возлюбленный — я с Вами. Люблю Вас». Позже в мемуарах о Блоке Белый писал, что эта короткая записка глубоко его тронула, для него это «первая сердечная встреча с А. А., как с родным человеком». Борис Николаевич ответил Александру Александровичу: «Дорогой мне Александр Александрович, Все к лучшему. Все озарено и пронизано светом, и вознесено. На улицах вихрь радостей — метель снегов. Снега. С восторгом замели границу жизни и смерти. Времена исполняются и приблизились сроки. Мы все вместе и навсегда. Все к лучшему. Я за Сережу не беспокоюсь. Я знаю Сережу. Он готовился. Говорил мне — чувствует, как поднялась, налетела волна сладких снов — мессианских ожиданий. Приближение. Все к лучшему. А кругом все взывает и кружит — вихрь радостей и метель снегов. Все озарено и пронизано светом, и вознесено. Все мы вместе. Все к лучшему. Радостно целую Вас».

После этого они встретились в Москве, потом — в Петербурге. Блок познакомил Бориса Николаевича с Любовью Дмитриевной. И Белый сказал ту самую фразу, которую будут повторять в мемуарах все родные Блока и его жены: «Царевич с Царевной, вот что срывалось невольно в душе. Эта солнечная пара среди цветов полевых так запомнилась мне».

Перевоплощение в Святую Софию развлекало Любовь Дмитриевну, но, разумеется, она никогда не относилась к этому всерьез. Со временем ей начинает казаться, что Блок и остальные ее поклонники немного заигрались. Потом Блок увлекается театром и «Снежной маской», Любовь Дмитриевна чувствует себя все более одинокой. «Моя жизнь с „мужем“ (!) весной 1906 года была уже совсем расшатанной», — пишет она.