Семья Эглетьер. Книга 2. Голод львят - Анри Труайя

— Вы требуете невозможного!

— Я не думаю, что для меня невозможно выйти замуж, создать семью, стать матерью…

Разыгравшаяся собака, доставая закатившийся мяч, ткнулась Козлову в ноги. Он отстранил ее и продолжал:

— Вы меня успокоили, моя маленькая Франсуаза. Я боялся, как бы вы не поставили перед собой слишком высокую цель. И каким вы представляете себе этого человека — вашего будущего мужа?

— Не знаю.

— Каким должно быть его главное качество?

— Он должен меня любить.

Козлов задумался.

— А я, Франсуаза? Меня вы любили?

Она сочла делом чести быть искренней.

— Да. Иначе, как вы считаете, я пошла бы на то, что я совершила?

— А сейчас вы меня еще любите?

— Нет.

— Потому что я вас разочаровал?

— Может быть…

— Или же потому что вы меня боитесь?

— Боюсь?.. С чего бы мне вас бояться?..

— Я вам скажу: у вас создалось впечатление обо мне как о человеке, на которого нельзя рассчитывать, который не хочет остановиться, связывать себя, строить…

— Вы мне уже повторяли все это!

— А если бы сегодня я сказал другое?

— Не понимаю.

— Если бы я попросил вас выйти за меня замуж?

Франсуаза потеряла дар речи. Она почувствовала, как в ней сразу перемешались возбужденность и нежность, удивление, испуг и переполненность счастьем. Он не понимает, что говорит, он сошел с ума, от него нужно бежать!..

И поскольку она молчала, Александр тряхнул головой и слегка засмеялся:

— А почему бы и нет? Мне нравится периодически пересматривать свои взгляды! Достоинство человека — в способности время от времени ставить свою жизнь на какую-нибудь карту! Предположим, сегодня я все ставлю на карту брака! Жизнь покажет, что это даст!

— Вы смеетесь надо мной! — сказала она едва слышно.

Он принял серьезный вид.

— Я над собой смеюсь, Франсуаза! — пробормотал он. — Над собой и над своими теориями. Я дошел до того, что признался вам в любви. Я кружу вокруг этого очевидного факта, рыча от ярости. И вместо того, чтобы сделать вас счастливой, оскорбляю вас, причиняю боль… Не думайте больше об этом! Мы не станем мужем и женой, потому что вы этого не хотите. Впрочем, для вас, бесспорно, так будет лучше. У меня в кармане нет ни гроша, очень скромное место в обществе, невыносимый характер… О, вы счастливо отделались! И я в результате — тоже!.. Пойдем! Надо выпить и отметить это!

Он схватил ее за руку и повел на каменную лестницу, которая вела к набережной. Она не понимала, что произошло. Какой поворот на сто восемьдесят градусов! Жонглер, клоун! Но у него был такой несчастный вид. В этом пальто с обтрепанными рукавами! Они вышли к улице.

— Бистро напротив вам подойдет? — спросил он. На перекрестке зажегся красный свет, перекрыв поток автомобилей. Они бегом пересекли набережную Малаке. Перед бистро Франсуаза остановилась, собрала силы и сказала:

— Нет.

— Вы не хотите?

— Нет.

Он грустно улыбнулся, не меняя выражение глаз:

— Тем хуже.

— Я пойду домой, — прошептала Франсуаза.

Он отпустил ее. Ступив три шага, она обернулась и увидела, как он открыл дверь бистро.

— Тебе не надоело? — спросил Жан-Марк, снова закрывая свою тетрадь по административному праву.

— Надоело, — отвечал Дидье Коплен. — Не знаю ничего более нудного! Перейдем к гражданскому?

Жан-Марк посмотрел на часы — четыре. К половине пятого он ждал Валерию де Шарнере. Как раз есть время подготовиться, навести порядок в комнате… Он не мог понять, почему она согласилась к нему прийти по первому звонку. Несомненно, у нее кризис.

— Нет, — сказал он, — у меня свидание. Извинишь меня?

— Если я правильно понял, мне нужно сматываться!

— Пять минут раньше или позже дела не меняют!

— Это девушка с факультета?

— Нет.

— Ты с ней спишь?

— Нет еще!

— Во всяком случае, не забудь сегодня вечером прийти ко мне!

— Да, но поздно, — сказал Жан-Марк. — Отец приглашал на ужин. Я обещал быть.

— Приходи, когда захочешь, но я на тебя рассчитываю. Мне бы хотелось все-таки, чтобы ты познакомился с Жаклин!

Главное слово было произнесено: Жаклин! С тех пор как в Дидье вцепилась эта студентка с медицинского факультета, он стал другим: мечтательным, озабоченным, рассеянным. Разумеется, у него были «серьезные намерения», у дурачка! Жан-Марк стукнул его по плечу кулаком:

— Поклянись, что ты не сделаешь глупость и не женишься на ней!

Дидье покачался на стуле и засмеялся, поднимая стакан:

— Клянусь!

— Даже если она умопомрачительна (а я лично не сомневаюсь, что она такова!), женившись, ты все испортишь. Представляешь себе учебу, когда жена в доме, а может, и малышня? Нет, старик, в нашем возрасте не стоит особенно к кому-то привязываться. Имей смелость быть в любви немного мерзавцем! Иначе тебе конец!

Жан-Марку показалось, что он слышит голос собственного отца. От этой поднимавшейся в нем другой личности ему стало не по себе.

— Мы об этом снова поговорим, когда ты ее увидишь, — пробормотал Дидье, вставая и собираясь уходить.

Он снял свой пиджак со спинки стула и набросил на плечи. Открытое лицо, большие очки в черепаховой оправе излучали уверенность. «Какой хороший парень!» — подумал Жан-Марк. И сразу нахмурил брови. В коридоре приближались шаги. Кто-то постучал в дверь — это Валерия пришла раньше времени. На полу валялись разбросанные книги, у кровати пара ботинок, около умывальника грязное белье… Жан-Марка раздражал этот беспорядок, но ему не хотелось суетиться при Дидье, раскладывая по местам вещи.

— Входи! — сказал он.

Появилась Валерия, белокурая, тонкая, белокожая. На ней был хорошенький желтовато-коричневый костюмчик, отделанный черной тесьмой. Жан-Марку льстила ее элегантность. Но способен ли был Дидье оценить изысканность женского туалета? Он поздоровался с Валерией, сказал напоследок Жан-Марку: «Значит, сегодня вечером, точно, старик, да?» — и быстро ушел.

Валерия окинула взглядом комнату:

— Здесь прелестно! Ты легко ее нашел?

— Да, через одного приятеля.

— А сейчас живешь здесь один?

— Как видишь…

— Я совершенно ничего не вижу! Может, тут целый гарем, за этой ширмой!

— Нет, это душ!