О влиянии Дэвида Боуи на судьбы юных созданий - Жан-Мишель Генассия

Выйдя из очередного заведения, я включаю рабочее приложение в своем смартфоне, набираю идентификационный номер и пароль, и вот мое местоположение уже локализовано. Я за несколько минут составляю отчет, заполняя соответствующие графы, около тридцати на каждое посещение, плюс возможность оставить комментарий, чем я пользуюсь редко, и отсылаю. Оценке подлежит все: чистота помещения, внешний вид персонала, его готовность оказать услугу, прием, сама услуга, предложение покупок, соблюдение правил и специфические данные, которые уточняются для каждой коммерческой точки. Очень важно: я должен сохранять все чеки, чтобы мне возместили затраты. Вообще-то, положено съесть каждый гамбургер, но я довольствуюсь тем, что пробую, маленький кусочек, и ставлю в третьей графе галочку: соответствует. Тестирования оплачиваются не слишком щедро, их нужно набрать много, чтобы умудриться на это прожить, большинство проверяющих работает сразу на несколько компаний, но не я. Мне удается сделать три-четыре визита в день, зарплата к концу месяца получается тощая, но, учитывая мои вечера в «Беретике», больше времени на работу у меня не остается, а главное, Марк, мой босс, – друг.

Почти семья.

* * *

Алекс спас мне жизнь. В очередной раз. Возможно, если бы он сказал мне заранее, я бы отказался, из принципа, я и так был слишком многим ему обязан, но Марк поставил меня перед свершившимся фактом. Марк – отец Алекса, его компания занимается также консалтингом и профподготовкой. Я его знаю с тех пор, как бываю у Алекса. Марк и Лора, его жена, были счастливы, когда я появился в жизни Алекса; я оказался первым другом, которого он пригласил домой. Когда мы первый год учились в коллеже, Лора приложила массу усилий, чтобы связаться с моей матерью, она хотела получить разрешение, чтобы пригласить меня на лето в их дом в Нормандии. Тщетно она оставляла множество сообщений на нашем автоответчике, писала ей, Лена не отвечала.

– Знаешь, Поль, – сказала мне Лора, – если твоя мать не даст своего согласия, мы не сможем поехать вместе. Есть какая-то проблема?

– Какая проблема? – соврал я.

Я решился поговорить с Леной, ответ ее был яснее ясного:

– Задолбала уже, чего она лезет, эта гусыня?

Я возобновил попытку, Лена послала меня куда подальше. Мне было неловко перед ними, но я не мог рассказать, как в действительности обстоит дело. За несколько дней до отъезда Стелла взяла на себя инициативу и позвонила Лоре. В очередной раз ей было проще выдать себя за мою мать, она объяснила, что у нее сумасшедшее расписание, она возвращается за полночь, очень извиняется, что так задержалась с ответом, и счастлива, что я смогу поехать с ними подышать прекрасным нормандским воздухом.

В результате я больше жил у Алекса, чем дома. Лена и родители Алекса не смогли бы найти общий язык. Эта чета воплощает в себе все, что она ненавидит: они гетеросексуалы, приятные, социалисты, обожают музеи и Джонни Холлидея и жертвуют двумя неделями отпуска, работая в африканской неправительственной организации. До сегодняшнего дня они убеждены, что это моя мать отвечает на их звонки и дает разрешение на поездку к ним на каникулы, и я не хочу их разубеждать. Когда к телефону случайно подходит Лена, разговор получает сюрреалистический:

– Алло, здравствуйте, это Лора, мама Алекса, я хотела бы поговорить с мамой Поля, будьте добры.

– Сейчас передам трубку! – ворчит Лена. И бросает в сторону: – Лена, можешь подойти, это мама Алекса.

Стелла, которой не привыкать, подходит к телефону, минут пять болтает о всяких пустяках вообще и о капризах нормандского климата в частности, затем дает свое материнское благословение. А поскольку долг платежом красен, она чувствует себя обязанной позвать Алекса, когда мы едем к ее родителям в Лимузен. Именно поэтому он нас сопровождает. Уж не знаю, как ему это удалось, но он сразу, с первого года в коллеже, умудрился понравиться Лене, которая стала относиться к нему запросто, по-свойски.

Я очень многим обязан Алексу. Во-первых, он мой единственный приятель. Потом, он защищал меня в стычках с Джейсоном Руссо и его приятелями, он ввязывался в драку, чтобы мне помочь, получал по первое число и давал сдачу. Когда Лена решила вскрыть нарыв и выяснить, кто я на самом деле, он отправился к ней в логово и сделал тату с моим именем на своей руке, мы никогда с ним об этом откровенно не говорили, но в результате я обрел столь желанный покой, что само по себе не имеет цены. Когда после этой истории я поделился с Алексом своим желанием перерезать пуповину, обрести независимость и найти работу, он поговорил с отцом, и тот воспользовался случаем. Он искал проверяющих для фастфудов. Мой возраст, который до этого служил препятствием, вдруг стал плюсом. Марк обучил меня, проверил в деле, решил, что у меня хорошо получается, и нанял. Проблема возникла, когда он попросил мать зайти и подписать трудовой договор. Лена не пожелала идти, и не потому, что она была против, просто на протяжении четырех лет они были убеждены, что моя мать Стелла – Алекс хранил секрет, – и подобную перемену было бы невозможно объяснить, поэтому Лена попросила Стеллу пойти на жертву, как обычно. Но Стелла отказалась. Не потому, что ее толкали на подлог, на это ей было плевать. А потому, что она была не согласна.

Из принципа.

Когда Стелла выводит на линию огня свои принципы, это означает, что она готова принять смерть, стоя на баррикадах со знаменами и Всемирной конфедерацией труда, митинговать под дулами солдат спецназа, объявить голодовку, если потребуется, и что она никогда не изменит своей позиции. Она утверждала, что в шестнадцать лет мне было бы лучше вернуться в лицей или пойти учиться настоящему ремеслу, а не искать случайные приработки.

Они поругались из-за меня.

Злобно.

Лена велела ей не совать нос в чужие дела, она сама знает, как меня воспитывать, и счастлива и горда, что ее сын не рохля, сидящая на чужой шее, а найти работу в моем возрасте – это неожиданная удача, я научусь, как самому выкручиваться в жизни, вот что самое важное. А потом, пренебрегая всякой семейной дипломатией, она нанесла решающий удар:

– Скажи на милость, Троцкий, а тебя не смущает, что ты заставляешь Поля вкалывать в своей забегаловке?

– Это «Беретик» ты называешь забегаловкой?

– Ты же в курсе, сколько ему лет? И ты все равно платишь ему гроши и используешь на всю катушку.

– Ты говоришь обидные вещи, Лена. Я наняла Поля, чтобы оказать ему услугу, чтобы он набрался опыта, который пригодится ему впоследствии. Вот когда ты показала себя во всей красе, и ты отвратительна! Счастье еще, что я была здесь, потому что не больно много ты им занимаешься, своим сыном!

– Что?!

И понеслось, как с горы. Очень быстро обе перешли на повышенные тона, выкладывая все накопившееся, и наговорили друг другу кучу ужасных вещей, про многое я слышал впервые, Стелла заверила, что она не дура и прекрасно поняла, что произошло с Суази, которую Лена приютила в доме на две недели, и с Марселлой, ее второй помощницей в «Студии», которая сбежала вместе с кассой, и с той здоровой тупой брюнеткой, чье имя она уже забыла, с которой Лена часами болтала по телефону, да и еще с двумя-тремя, а если она ничего не говорила, это не значит, что ее можно держать за идиотку, коей она не является. Лена, которую застала врасплох точность попадания, возопила, что это были просто подруги, у нас пока что республика и каждый имеет право заводить приятельниц, не спрашивая разрешения. Они не часто ссорились, но эта перепалка была куда яростнее прочих. Лена побагровела и скинула свою косуху, словно собиралась расквитаться по всем правилам, Стелла, напротив, лучше владела собой, за ней стоял опыт язвительных баталий, когда она была представителем персонала в «Эр Франс». Я воочию увидел момент, когда должна была разразиться катастрофа. Они долго смотрели друг на друга, готовые сцепиться, потом Лена вышла из боя, схватила свою косуху и хлопнула дверью. Стремительность и жестокость стычки ошарашила нас; мы со Стеллой встревоженно смотрели друг на друга, спрашивая себя, не была ли перейдена грань, и тогда…