Ты мой или ничей - Энди Брок

Утолив жажду и почувствовав бодрость, Калиста поднялась на ноги.

– Пойду проведаю Эффи.

– Не надо. Я уже был у нее. Она еще спит.

– Ладно. – Калиста снова села на подушки.

В голосе Лукаса прозвучала холодная непреклонность, словно он ожидал вызова от Калисты. Пару секунд он смотрел ей в глаза, затем растянулся на подушках рядом, улегшись на бок и подперев голову рукой.

Чтобы оценить, как великолепно он выглядит, Калисте хватило одного быстрого взгляда искоса – большего она себе не позволила. Нет уж, она не доставит ему удовольствия, с вожделением разглядывая его красивое загорелое тело. Потому что именно этого он и добивался.

Калиста подтянула колени к груди и обхватила их руками. Чем более откровенной была демонстрация Лукаса, тем больше ей хотелось спрятать от него свое тело. Несколько весьма напряженных секунд Лукас хранил молчание и не двигался. Сексуальное напряжение между ними, которое Лукас так старательно провоцировал, все нарастало. И бороться с ним, по мнению Калисты, можно было лишь одним способом – верным, хотя и очень болезненным.

Она прочистила горло.

– Лукас… я тут все думала… – Она нервно поерзала на шезлонге, заставив себя встретить прямо его пристальный взгляд. – То, что ты рассказал о моем отце, – правда? То, что он заправлял контрабандой оружия?

– Да, Калиста, это правда. – Он внимательно смотрел ей в лицо, казалось, что он читает ее мысли и видит буквально насквозь.

– А Ставрос к этому не имел никакого отношения, так?

– Абсолютно никакого.

– И ты тоже?

Ответом ей был легкий наклон головы и блеск его бездонных черных глаз.

– Мне так жаль, Лукас… – еле слышно прошептала она, сгорая от стыда.

– Жаль? – повторил он. – Едва ли слово «жаль» подходит к тому, что произошло.

– Может, и нет, но…

– Меня лишили свободы, мое имя смешали с грязью, мою жизнь разрушили.

– Конечно, сожалением ничего не исправить…

– Моего отца убили.

Это заявление заставило Калисту поднять голову.

– Это не так. – Она подняла волосы с шеи, стараясь остыть и успокоиться. – У Ставроса было слабое сердце – так говорится в официальном заключении о вскрытии. Он мог умереть в любой момент.

– И умер после того, как сильно повздорил с Аристотелем.

– И все же…

– Продолжаешь защищать его, Калиста? Этого монстра, который был твоим отцом?

– Нет…

– Потому что в этом случае, полагаю, тебе стоит открыть глаза пошире и как следует посмотреть на человека, который произвел тебя на свет.

– Я не хочу. Мне это не нужно.

– Потому что если бы ты это сделала, то увидела бы, каким мерзким существом он был.

– Я знаю, что он делал ужасные вещи, Лукас.

Калиста закрыла лицо руками, чтобы скрыть слезы. Признавать вину отца было мучительно больно, но она знала, что должна сделать это, прежде чем сможет двигаться дальше. Прежде чем сможет взглянуть на Лукаса, который застыл рядом с ней, напоминая бронзовую статую какого-то греческого бога. Но ведь она не в ответе за преступления Аристотеля. Несмотря на то что думает об этом Лукас, она не совершила ничего плохого. И она должна убедить его в этом.

Сделав глубокий вдох, она отняла руки от лица и увидела, что Лукас с непроницаемым видом пристально смотрит на нее.

– Клянусь тебе, я понятия не имела о том, что он затевает. Ты должен поверить мне.

– Ладно. – Помолчав, Лукас легонько пожал плечами. – Я тебе верю.

– Хорошо. Тогда признай, что я не участвовала в заговоре.

– Пусть так, раз ты говоришь.

– Именно так. – Калиста поднялась, расправила плечи. Пора бы ему простить ее, но, очевидно, этого не произошло. – Как бы то ни было, я не виновата в преступлениях отца.

– Нет, не виновата. Но ты виновата в том, что предала меня.

– Нет, я же сказала тебе…

Лукас предупреждающе поднял руку, требуя, чтобы Калиста замолчала.

– Ты поверила в то, что рассказал тебе отец, без вопросов. Ты поверила в то, что я причастен к преступлению, даже не поговорив со мной. Вот о каком предательстве я толкую.

– Я ошиблась, теперь я это знаю. – Калиста прикусила губу. – Прости, что не поверила тебе.

– Я не нуждаюсь в твоих никчемных извинениях! – внезапно с горечью и гневом выкрикнул Лукас, сверля ее взглядом. – И меня не волнует, что ты думаешь обо мне сейчас. Ты до сих пор этого не поняла, да? Твой отец в ответе за то, что меня посадили в тюрьму, но, поверив в его ложь, ты лишила меня права знать, что я сам стал отцом. Ты украла у меня четыре с половиной года жизни Эффи. – Он с отвращением покачал головой. – И если бы мы не встретились на похоронах, если бы я не вырвал у тебя признание, то до сих пор не знал бы о ее существовании.

– Нет! Я рассказала бы тебе. Я собиралась рассказать.

– Правда? И когда же? Когда ей исполнилось бы восемнадцать? Двадцать один?

– Я должна думать об Эффи прежде всего. О том, что лучше для нее.

– И ты решила, что для нее лучше не знать своего отца? – В его голосе звучало откровенное презрение. – Благодарю тебя за это, Калиста.

Калиста отчаянно искала, что противопоставить его презрению.

– К твоему сведению, в последние пять лет моя жизнь тоже была не сахар.

– Да что ты? – Теперь Лукас смотрел на нее с нескрываемой неприязнью. – Может, ты делила камеру с конченым отморозком, который готов был вцепиться тебе в горло за несколько граммов табака?

– Нет, но…

– Выходила на улицу всего на час в день, чтобы маршировать вокруг тюремного двора? Может, любое твое движение записывала камера слежения?

– Нет, конечно нет.

– Тогда не смей говорить мне, что тебе тоже пришлось нелегко.

– Я не могу изменить прошлое, Лукас! – зарыдала она, снедаемая стыдом. – Я не знаю, что еще сказать тебе.

– Ничего. Тебе нечего сказать. – Он помолчал. – Но кое-что ты можешь сделать.

Подавшись вперед, он вытянул руку и провел пальцем по ее губам. Калиста почувствовала, что сердце ее сбилось с ритма, глаза ее расширились, когда он приблизил свое лицо вплотную к ее лицу.

– Ты можешь кое-что сделать, чтобы начать заглаживать свою вину передо мной…

Лукас навис над Калистой в нескольких сантиметрах, держась на руках и упираясь в шезлонг пальцами ног. От его сильного тела исходило тепло, от его дыхания трепетали ее ресницы, его губы легонько коснулись ее, и от этой близости Калисту словно пронзило электрическим током. Одного малого прикосновения хватило ему, чтобы разжечь ее страсть, чтобы заставить ее изнемогать от желания. Согнув локти, Лукас опустился на нее и впился в ее губы жадным поцелуем – нежным, но в то же время властным, не оставляющим сомнений в том, кто играет главную партию в их любовном дуэте.