Цветок в пыли. Месть и закон - Владимир Яцкевич

— Что? — спросила Мина, словно очнувшись.

Няня привлекла ее к себе, обняла.

— Свадьбы не было?

— Свадьбы? Была, свадьба была, — прошептала Мина и расплакалась, не в силах больше сдерживаться.

Тетя за стеной проснулась, разбуженная шумом, и теперь пыталась понять, что происходит.

— Почему же ты плачешь? — спросила няня. — С тобой что-нибудь случилось? — И она взглянула на Мину встревоженно.

За стеной тетя растолкала своего мужа.

— А? — вскинулся тот. — Что такое?

— Т-с-с! — приложила она палец к губам и показала на стену. — Слушай!

— С тобой что-то случилось? — повторила вопрос няня Гангу.

— Ничего не случилось! — сквозь рыдания говорила Мина. — Ничего не случилось!

Она почти кричала сейчас.

— Как это «не случилось»? — не поверила няня. — Я же вижу, что ты от меня что-то скрываешь. Вернулась почти в тот же день, ночью, вся в слезах. Ну, пожалуйста, перестань плакать, успокойся. Скажи мне лучше, кто тебя обидел? — и погладила Мину по волосам так нежно, как могла делать только она.

Затаив дыхание, к этому разговору прислушивались Санд и его жена.

— Девочка моя, — продолжала няня ласково, — расскажи, что случилось?

— Ах, няня, — произнесла Мина сквозь слезы, — этот человек обманул меня!

Тетя вздрогнула, обеспокоенно взглянула на мужа.

— Как? «Обманул»? — переспросила няня Гангу.

— Да, няня, да, обманул, — говорила Мина, рыдая. — Теперь…

Она запнулась, не в силах продолжать. Няня смотрела на нее широко раскрытыми глазами.

— Теперь у меня будет ребенок! — выдохнула Мина.

Няня Гангу, потрясенно воздела руки к небу.

— Кто этот подлец?! — воскликнула она. — Где он живет?!

Она схватила Мину за плечи и встряхнула ее.

— Мина, отведи меня к нему!

В следующее мгновение распахнулась дверь и в комнату ворвался дядя со своей женой. Они все слышали, и потому прямо с порога дядя крикнул, с ненавистью глядя на племянницу:

— Ты обесчестила мой дом, негодная! Сейчас же убирайся отсюда! Вон из моего дома!

— О, мой господин! — умоляюще воззвала няня Гангу, с мольбой протягивая руки к хозяину. — Одумайтесь!

— Няня, молчи! — рявкнул хозяин. — Она опозорила мое доброе имя! Я ей все отдал, я относился к ней лучше, чем к собственным детям…

— Да, да, — поддакивала из-за его спины жена. Она уже поняла, что другой возможности избавиться от ненавистной ей Мины не представиться. — А она, неблагодарная…

— Вот как она ответила на нашу заботу о ней! — воскликнул дядя.

— Дядя! Простите меня! Пожалуйста, простите! — прошептала Мина умоляюще.

— Какой пример ты можешь подать моим детям?! — кричал дядя.

Он распахнул дверь.

— Сжальтесь! — молила няня Гангу, воздев руки к небу. — Ведь она сирота!

Но никто ее не слушал. Дядя выволок Мину за порог дома и с силой толкнул. Девушка упала на землю.

— Вон! И чтобы духу твоего здесь не было!

— Нет! — умоляла няня. — Не делайте этого, прошу вас!

— Отойди, Гангу! — крикнула взбешенная хозяйка. — Она получила то, что заслужила! И нет ей прощения!

Дверь захлопнулась. Мина осталась лежать на прохладной с ночи земле. Тело ее сотрясали рыдания, и некому было утешить несчастную девушку. Удел сирот — получать от жизни одни удары и не иметь возможности встретить участие и найти утешение.

Мина долго лежала на земле, потом поднялась и побрела прочь по пустынным утренним улицам. Она потеряла все: любимого, надежды, дом, несть. У нее осталась только ее жизнь. Но эта жизнь теперь не была ей нужна.

Город еще не проснулся. Улицы были тихи и безлюдны. Обливаясь слезами, Мина шла, не разбирая дороги, и некому было сказать ей хотя бы одно доброе слово.

Она брела без всякой цели, отдавшись воле случая. Вся ее прежняя жизнь сломана, как детская игрушка. Она росла, взрослела, училась в университете, закончила его и думала, что впереди у нее вся жизнь. А оказалось, что все это не нужно и не имеет ни малейшего смысла. Все рухнуло в один миг, и уже ничего нельзя поправить.

Старый метельщик, увидев безутешную девушку, потерянно бредущую так рано неизвестно куда, долго смотрел ей вслед.

Ноги сами несли Мину на окраину города, подальше от оживленных улиц, подальше от людей. Она попала отныне в касту неприкасаемых, она была достойна только одного — презрения, и чашу позора ей предстоит испить до дна.

В какой-то момент Мина вздрогнула и тревожно оглянулась по сторонам. Ей казалось, что ее обдало холодом. Город уже кончился, а где-то далеко впереди слышался равномерный гул. Только сейчас она поняла, что идет к морю, и его свежее дыхание холодит кожу. Приостановившись и подумав, она пошла на этот гул, который становился все слышнее, и вскоре стали явственно различимы удары волн о скалистый берег.

Море было неспокойно. Волны с кипящими белыми барашками на гребнях стремительно неслись к берегу, чтобы здесь, ударившись с разбегу о скалы, рассыпаться мириадами брызг.

Девушка остановилась на уступе, у ее ног заканчивали свой бег волны, и брызги, долетавшие до нее, казались холодным дождем. Море смотрело на нее неприветливо, словно и оно знало о ее позоре. Никто ни в чем не был виноват, только она одна, и ей одной предстояло ответить за все случившееся.

Мина застонала, но гул бурного моря заглушил ее слабый стон. Волна ударилась о скалу и рассыпалась на мелкие брызги. Она погибла, эта волна, ее уже никогда больше не будет. Здесь, у скалы, она закончила свой бег и свою жизнь. Мина почувствовала, как учащенно забилось ее сердце — мысль, еще не осознанная окончательно, рождалась в ее измученном мозгу.

Она должна уйти. Ей не место среди людей. «Тот, кто попирает обычаи, достоин смерти». Эти слова, услышанные в Бангалоре, вспомнились сейчас и вернули к мысли о вине.

Мина увидела, как очередная волна несется к берегу. Она следила за ней с замиранием сердца, и вздрогнула, когда та ударилась о скалу и разбилась.

Надо решиться. Оставалось сделать последний шаг. Всего один шаг отделял ее от бездны… Достаточно сделать этот шаг — и не будет ничего: ни позора, ни унижений. Умерев, она унесет его вместе с собой. Мина заглянула в клокочущий водоворот и в ужасе отшатнулась. Только сейчас она поняла, как страшно умирать, и сделала шаг назад, не в силах броситься вниз. Но ведь и назад, в город, ей пути нет. Все вдруг вспомнилось: долгое ожидание письма от Махеша, поездка, его свадьба, изгнание из дома. И безмерное отчаяние, охватившее ее, дало ей силы для последнего шага. Она уже знала, что умрет, и не могла больше этому противиться. Единственное, что она позволила себе, — закрыть глаза, чтобы в последний миг не видеть ревущей бездны.