Чаша страдания - Владимир Голяховский

Гитлер был настолько уверен в сдаче Москвы, что отдал приказ — в первую очередь повесить трех евреев: писателя Илью Эренбурга, назвавшего немцев иронической кличкой «фрицы» и призывавшего к убийству всех «фрицев», художника-карикатуриста Бориса Ефимова, рисовавшего карикатуры на Гитлера, и диктора Всесоюзного радио Юрия Левитана, объявлявшего приказы Сталина.

В те дни в типографии Министерства внутренних дел под строжайшим секретом были срочно напечатаны листовки на случай оставления Москвы:

«Товарищи! Мы оставили Москву под непрекращающимся натиском немцев. Но это только на время. Москва будет освобождена». И стояла подпись: «Подпольный комитет партии». Листовки были надежно спрятаны до последнего момента отступления. Для отъезда самого Сталина на запасных путях стоял наготове специальный поезд и в аэропорту у Ленинградского шоссе был подготовлен его личный самолет «Дуглас DC-3», купленный у американской компании.

Самые жаркие бои шли на северо-западе, под городом Волоколамском. Там немцы сосредоточили большие танковые силы, собираясь маршем войти в Москву. Танковые армии фельдмаршала Гудериана были готовы наброситься на столицу[11]. 16 ноября 1941 года двадцать восемь бойцов из дивизии генерала Ивана Панфилова, отчаянно сопротивляясь у разъезда Дубосеково, уничтожили головную колонну из четырнадцати танков, готовых прорваться в город. Все бойцы и сам генерал Панфилов погибли. О них написали в газетах как о героях и спасителях столицы.

Жукову удалось остановить немецкое продвижение тонким стратегическим маневром: он сконцентрировал основные силы вдоль дорог и не дал хода немецким танкам. Войска Западного фронта разгромили войска группы «Центр» фельдмаршала фон Бока (5 декабря 1941 — 7 января 1942 года). Потери советских войск составили 371 955 человек убитыми и ранеными, или 37 процентов от численности войск в начале операции.

Но отстоять Москву во многом помогли крепчайшие морозы зимы 1941 года. Если бы Гитлер начал войну, как планировал, на пять недель раньше, 15 мая, то продвижение немецкой армии к Москве произошло бы еще до наступления зимних морозов, губительных для европейцев. И тогда, с захватом Москвы, исход войны был бы почти предрешен[12].

* * *

Весь октябрь 1941 года в городе шла невидимая, но напряженная работа по организации сопротивления в центре Москвы, если немцы все-таки прорвутся в город. Этой работой поручили руководить полковнику Павлу Судоплатову, самому опытному в делах разведки и диверсии. Задание было четкое — до последней капли крови оборонять центр и особенно Кремль. Разведчик всегда должен смотреть вперед, и Судоплатов давно готовил план на случай падения Москвы. Подразделение его Разведывательного управления оставалось одним из немногих полностью боеспособных. Его бойцы заняли позиции вокруг Кремля, в том числе в здании ГУМа, которое в те годы использовалось как хозяйственное управление Кремля, в гостинице «Москва», в Манеже, в Доме союзов (бывшем Дворянском собрании). Все эти позиции предназначались для прямого обстрела немецких колонн, входящих в Кремль.

Чуть ли не одному из всех Судоплатову было необходимо принимать срочные, взвешенные, спокойные решения. На случай захвата Москвы он создал три независимые друг от друга разведывательные сети. Одной из автономных групп руководил композитор Л. Книппер, автор популярной патриотической песни «Полюшко-поле». Эта группа должны была уничтожить Гитлера в случае его появления в Москве.

Но как подступиться к Гитлеру, если его постоянно окружает многочисленная охрана? Судоплатову удалось придумать план. Он вспомнил, что в романе Льва Толстого «Война и мир» Пьер Безухов тоже собирался убить Наполеона, захватившего в 1812 году Москву и поселившегося в Кремле. Конечно, у Безухова было преимущество: он был дворянин и свободно говорил на французском языке. Вот на этом построил свой план и Судоплатов. Его агент, композитор Книппер, был племянником двух актрис — Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой из Московского Художественного театра, вдовы Чехова и бывшей дворянки, и другой Ольги с такой же фамилией — популярной немецкой киноактрисы Ольги Чеховой. Эта вторая Ольга, живя и работая в Германии, бывала на правительственных приемах в Берлине у Гитлера. По слухам, он благоволил к ней, он вообще обожал окружать себя красивыми женщинами. А она, как очень многие граждане Германии, по сведениям, была обожательницей фюрера. Судоплатов надеялся, что его агента Книппера в Москве не тронут. Он даже упросил его написать марш на случай вхождения немецких войск в Москву и посвятить его Гитлеру — как заверение в преданности (нельзя сказать, чтобы Книпперу это понравилось, но сделать это надо было). Кроме того, он происходил из дворянского рода и был племянником немецкой кинозвезды — это тоже вводило его в состав приближенной к Гитлеру элиты. И этому племяннику было поручено вызвать у своей тетки ненависть к фюреру, изменить теперешнее обожание (как это произошло у Пьера Безухова). Племянник должен был взывать к ее чувствам русского по происхождению человека. Если она проникнется ненавистью к Гитлеру, тогда ей можно дать инструкцию и оказать помощь в покушении на него.

* * *

В ближнем Подмосковье было много правительственных домов отдыха и дач членов правительства — роскошных особняков за высокими заборами. Судоплатов рассчитал, что немецкие маршалы и генералы захотят использовать их для своих штабов. Поэтому в те мрачные дни ему было приказано заминировать их. Он ездил по загородным правительственным дачам и сам закладывал мины. Ему надо было точно знать их расположение, чтобы в случае захвата помещений знать, что и как взрывать в первую очередь. И, кроме того, нужно было знать, как их разминировать, если туда опять въедут члены правительства — Молотов, Берия, Каганович, Ворошилов, Буденный и другие. Эти планы он помнил наизусть, но на случай его гибели они в зашифрованном виде всегда при нем хранились. Судоплатов заминировал роскошный дом отдыха «Сосны» на Москве-реке, санаторий правительства «Барвиха» и все дачи, кроме одной — дачи Сталина. На это он пойти не смог, решил, что при необходимости подошлет туда своих взрывников — они свою работу знали.

Проходя по залам и комнатам этих дач, Судоплатов не мог не обращать внимания на их богатство и роскошь: стены были увешаны картинами и зеркалами, всюду были ковры и редчайшая дворцовая мебель. Он, человек, выросший в бедности, не мог понять, как это бывшие принципиальные революционеры и бедняки, такие же, как он сам, могут позволить себе жить в такой роскоши. Да еще тогда, когда все население страны живет в состоянии постоянной недостачи всего необходимого. Про себя он думал: «Ну нет, даже если бы мне предложили жить в особняке, я бы отказался».