Герман - Ларс Соби Кристенсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повесив куртку на крючок, Герман тихо, без стука отворил дверь в класс. Боров уже успел повесить карту Норвегии, он стоял лицом к доске, и Герман тихо прокрался у него за спиной в свой ряд у окна. Но ботинки его при каждом шаге чмокали, будто слон жевал желе. Боров развернулся на сто восемьдесят градусов, на это у него ушло пару минут, и широко распахнул глаза.
– Стой! – скомандовал он.
Но Герман уже сел и даже залюбовался видом за окном. Белый все-таки очень странный цвет; по сути, он и не цвет вовсе. Тем не менее Герман мог рассмотреть тонкие маленькие хлопья, они висели в воздухе; наверно, Бог загорал на облаках под синим небом и обгорел слегка, вот у него кожа на плечах и облезает.
Боров вышел на середину класса и отер мел с пальцев.
– Смотрите-ка, Герман явился. Что же сегодня задержало тебя в пути? Надеюсь, на этот раз не лиса?
Смех полыхнул начиная с Гленна и прошелся по классу, как нож по мягкому маслу. Громче всех хохотала Руби.
Взмахом руки Боров остановил смех.
– Наверно, тебе на аллее Бюгдёй встретился задиристый белый медведь?
Герман не видел причин отвечать.
Боров схватил указку и начал раздуваться.
– Ты замерз?
– Нет. Спасибо за заботу.
– Замерз, я спросил?
– Нет, не беспокойтесь.
– Тогда будь добр – сними шапку.
Герман смотрел за окно. Похоже, скоро ему там минут сорок болтаться подвешенным за ухо.
– Не слышу, что ты сказал?
– Я ничего не говорил.
Боров в каком-то метре от него, он раздулся вдвое против обычного, и глаза выкатились. Германа давно занимал вопрос: видит ли Боров свои ботинки, когда стоит выпрямившись во весь рост? Одно ясно – глубоким зрением он похвалиться не может.
– Герман Фюлькт, сними шапку!
– Нет два раза.
Боров не верил своим ушам, он в смятении озирался по сторонам, кровь отлила от резко побледневшего лица. В классе стояла такая тишина, что было слышно, как дышит ежик на далеком Несоддене. Даже Руби обернулась, ее румянец горел вполнакала.
– Ты сказал «нет»? – негромко сказал Боров и наклонился вперед.
– Сказал.
– Упорствуешь?
Герман уже не помнил, с чего все началось и как дошло до того, что теперь на него надвигается широкомордая физия Борова с трясущимися губами, желтыми зубами и каплями пота на лбу. Кто виноват? Он только знал, что ему очень страшно и что все-таки не надо было идти сегодня в школу.
– Упорствуешь? – переспросил Боров.
Подойти еще ближе он, кажется, не мог.
– Если меня вывесить за окно за ухо, оно порвется, – прошептал Герман.
Боров крепко зажмурил один глаз и выронил указку. Потом он вцепился в помпон и потянул его изо всех сил. Герман двумя руками тянул шапку вниз и отчаянно тряс головой.
Посреди битвы распахнулась дверь, и вошел завуч. Боров отдернул руку с полной пригоршней ниток трех разных цветов. Все, кроме Германа, выстроились рядом с партами. Боров проложил себе дорогу к доске и встал рядом с завучем, но руки прятал за спиной.
Завуч пробежал глазами по классу, на минуту задержал взгляд на Германе и снова воззрился перед собой.
– Сегодняшняя тема – снежки. Сейчас, как вы знаете, снег липкий, и я хочу сказать следующее: один брошенный снежок означает нулевой урок в течение двух дней. Два снежка означают то же самое плюс оставление после уроков в один из дней. Три снежка – сообщение родителям и, возможно, исключение из школы на четыре дня в зависимости от места попадания снежка. Все поняли?
Все молчали – значит, поняли. Боров отер пот со лба и перехватил у завуча инициативу.
– Господин завуч, хочу обратить ваше внимание, что один ученик этого класса ведет себя в нарушение всех правил. Он попросту отказывается…
Завуч вернул себе инициативу: он взял Борова под руку, вывел в коридор и захлопнул дверь.
Боров вскоре вернулся, но какой-то сам не свой, как будто сдулся. Дошел до стула и тяжело рухнул на него. Заискивающе покосился на Германа, словно ища дружбы с ним. Герман перепугался окончательно; хорошо бы провалиться под землю или хотя бы залезть в чернильницу и закрыть за собой крышку.
А Боров тем временем, не в силах даже поднять указку, ткнул самым длинным из своих огромных пальцев в карту и тихо заговорил:
– Норвегия – родина многих выдающихся людей. Она о-о-очень протяженная страна. От Осло до Хаммерфеста расстояние такое же, как от Осло до вечного города – я имею в виду Рим. Здесь на берегу Осло-фьорда расположен, например, городок, где родился Герман. Я имею в виду Вильденвея, поэта из Ставерна. И красотка Сельма[10], сложу тебе я песню…
Тут прозвенел звонок, и дальше Борову не удалось продвинуться. Класс ринулся к дверям, Герман завозился и последним направился к двери с ранцем под мышкой. Боров все сидел на стуле, по-прежнему созерцая карту Норвегии.
– Герман, постой, – окликнул он.
Но Герману совершенно не улыбалось остаться тут с Боровом, который, похоже, тронулся рассудком. Он ускорил шаг, в коридоре сорвал с вешалки куртку и понесся вниз по лестнице под отдаляющиеся возгласы Борова.
Весь школьный двор разом повернул к нему головы. Герман резко остановился, тяжелая дверь клацнула за спиной и захлопнулась. Сердце колотилось все сильнее и сильнее, как будто дверь хлопала теперь под курткой. Держись, Герман, успел подумать он.
Снег прекратился. В кругу девчонок стояла Руби. Накинула капюшон на голову и смотрела, глазопялка любопытная.
Гленн сидел на бортике питьевого фонтанчика, по бокам от него стояли Бьёрнар и Карстен. Герман невольно попятился, но тут же сообразил, что в школе Боров, туда тоже не пойдешь. Он закрыл глаза и шагнул во двор. Досчитал до восьми. До пятнадцати. Запнулся: куда идти?
Первый снежок ударил в голову, когда Герман произносил про себя «двадцать». Шапка сползла, Герман натянул ее снова и открыл глаза. Они уже взяли его в кольцо. Впереди всех стоял Гленн.
– Сними шапку, слабак, – процедил он.
Герман не снял, наоборот, снова закрыл глаза, только теперь это не помогло – он уже все видел. Кольцо сжималось. Гленн размахнулся и задвинул ему в помпон. Карстен и Бьёрнар наседали сзади. Герман выворачивался, двумя руками вцепившись в шапку. Гленн потянул за помпон – и внезапно Герман оказался на земле. Теперь он видел лишь ноги, они маршировали в такт и приближались. Зорро, только и успел подумать Герман. Тому в кино тоже досталось.
– Отпусти шапку! – заорал Гленн.