Майами - Марк Фишер

– Хорошо.

– Все еще замужем не за тем человеком? – спросил он с кисло-сладкой усмешкой.

– Все выходят замуж не за тех.

– Или разводятся с ними, – согласился Снайдер, разразившись громким смехом. – И все же жаль, Эйвон, – продолжил он. – Возможно, вы этого не осознаете, но сейчас у вас самая лучшая пора жизни.

– Зачем вы мне это говорите?

– Потому что я забочусь о вас, Эйвон.

– Благодарю вас за это. Теперь можно мы поговорим о чем-нибудь другом, кроме моей личной жизни? Или вы хотите знать, сколько раз в неделю я занимаюсь любовью?

– Я вас слушаю, Эйвон, я вас слушаю.

Она выдержала паузу, приходя в себя после этой утренней разминки, – Снайдер обладал талантом портить ей настроение! – затем достала из конверта три снимка и разложила их на столе шефа.

Хотя снимки были весьма откровенными, Снайдер рассматривал их невозмутимо, продолжая молча отхлебывать кофе. Затем, утратив интерес к фотографиям, он оглядел Николь и спросил неприятным тоном:

– Что вы хотите, чтобы я с этим делал?

– Вы не понимаете? Это снимки Джорджа Симпсона и его предполагаемой любовницы, Марии Лопес, которая наследовала согласно его завещанию десять миллионов долларов. Эти фотографии подделаны. Смотрите, я вам объясню.

Она склонилась над снимками, но Снайдер грубо одернул ее:

– Подделка это или нет, эти снимки меня не интересуют.

– Но я уверена, что с таким сюжетом, особенно если поместить этот материал на первой полосе, мы удвоим тираж. Я могу доказать, что Мария Лопес на самом деле вовсе не являлась любовницей Симпсона, что этот мужчина стал жертвой чьих-то махинаций, что его подло шантажировали.

– К вашему сведению, Эйвон, наше издание называется не «Национальный Следопыт», а «Майами Геральд», и мне кажется, что вы склонны порой забывать об этом. К тому же, влипнув в эту историю, мы рискуем, что нам предъявят судебный иск.

– Кто предъявит?

– Как кто! Честное слово, Эйвон, сколько вам лет, четырнадцать? Разумеется, миссис Симпсон!

– Глория Симпсон будет скорее довольна тем, что правда в этой истории восторжествовала.

Блеск в воспаленных зрачках Снайдера усилился, он сухо возразил:

– Конечно, она будет просто счастлива увидеть снимки своего мужа в постели с этой Марией Лопес, которой он совершенно случайно завещал десять миллионов долларов! Неужто после их публикации ей удастся убедить людей из своего окружения, что ее муж не имел любовницы? Представьте себе реакцию друзей, родственников! Они станут открыто потешаться. В самом деле, Эйвон, где ваша голова? Вы окончательно разрушите жизнь этой бедной женщины, которая, несомненно, и без того потрясена тем, что случилось. Дайте ей спокойно пережить траур!

– Но, мистер Снайдер, эти снимки служат доказательством, что у ее мужа никогда не было любовницы, что им бесчестно манипулировали и, самое главное, что его вероломно убили те, кто его шантажировал, – добавила она и, не дожидаясь ответа патрона, продолжила: – Они фальсифицированы, это очевидно. Симпсон был накачан каким-то веществом, и я сумею доказать это в своей статье как дважды два четыре. Посмотрите на этот снимок. Я сделала увеличение вот этой зоны, и здесь видно, что Симпсон не снял ботинок, тогда как сам уже улегся в кровать. Неужели вы, когда занимаетесь любовью, вы лично, снимаете только один ботинок?

– Мне плевать, Эйвон, на ваш ботинок, плевать! – сказал он, даже не удосужившись удостовериться.

Отчего Снайдер считал, что необходимо вести себя столь вульгарно? Получал ли он от этого настоящее удовольствие или считал, что подобный тон способен внушить журналистам почтение?

Он язвительно проговорил:

– Откуда мне знать о фантазиях тех, кому за семьдесят? Мне не семьдесят, и я никогда не входил в спальню пожилого мужчины, который занимается любовью с тридцатилетней красоткой. Но, помню, один фетишист был посажен в тюрьму за то, что украл туфли Шэрон Стоун, он говорил, что его заводит один их вид. У каждого свои причуды.

Накануне Николь была настолько увлечена выстраиванием цепочки, что подобные аргументы просто не приходили ей в голову. Вдумавшись, журналистка решила, что нельзя полностью исключить то, что Симпсон мог оставить один ботинок в ходе веселой любовной возни. Возможно, это была игра. Странно, но то, что непостижимо для одного человека, для другого порой является совершенно нормальным. Да, быть может, это был фантазм, которому любил предаваться Симпсон со своей любовницей. Николь собиралась было поведать патрону о по меньшей мере странном положении рук Симпсона, прикасающегося к груди Марии Лопес, но вовремя сообразила, что и это легко опровергнуть.

Во всяком случае, она была потрясена и вдобавок расстроена тем, что предстала перед шефом в таком жалком виде. Но холодный душ продолжался:

– Знаете, в чем ваша проблема, Эйвон? Вы в отчаянии. Вы так хотите быть замеченной, что утратили свое критическое чутье, а именно на нем и базируется наша работа. Если помните, я как раз говорил вам об этом при вступлении в должность.

– Возможно, снимки не являются решающим доказательством, тут я с вами согласна, хотя, на мой взгляд, здесь есть кое-что любопытное. Но как быть с таблетками, они…

– Какие таблетки?

– Джордж Симпсон должен был принимать каждый день лекарство от высокого давления, так как его сердце было не в порядке. Кто-то спокойно подменил таблетки, которые помогали избежать риска инфаркта.

– И вы в состоянии это доказать, Эйвон?

– Я отнесла их на анализ в аптеку напротив редакции, результаты будут готовы завтра утром. Если эти таблетки окажутся пустышкой, плацебо, как я склонна полагать, то придется начать серьезное расследование.

Снайдер покачал головой, словно он и правда пришел в отчаяние.

– Послушайте, Эйвон, мне кажется, что мы на самом деле не поняли друг друга. – Повысив голос, он добавил: – Если я узнаю, что вы хоть минуту, повторяю, хоть одну-единственную минуту размышляли над этим делом, вместо того чтобы делать работу, за которую вам платят жалованье, я выставлю вас за дверь. Это ясно?

В то утро, проведенное в редакции газеты, Николь ощущала, что попала в какое-то другое измерение. Это было сильнее ее, вновь и вновь она прокручивала в голове давешний резкий разговор.

Никогда в жизни она еще не чувствовала себя настолько неловко. Неужели Снайдер прав, утверждая, что ее проблема в том, что она отчаянно вцепилась в это расследование, так как хотела быть замеченной во что бы то ни стало?

Возможно…

В любом случае эти замечания насторожили ее куда меньше, чем откровенная угроза увольнения в случае, если ее патрон узнает, что она не отказалась от своего расследования.

Потеря работы стала бы настоящей катастрофой.