Агония - Оксана Николаевна Сергеева

за него воевала. Иногда, кроме нее, никто его и не поддерживал. Мать часто говорила, что не понимает его. Оно и правильно, в какой-то момент Вадим бросил объяснять свои мотивы и закрылся. Стал делать все по-своему, жить по-своему, поступать на свой лад и не отчитываться.

Владу как раз этой смелости в жизни не хватало. Он всегда боялся сделать что-то не так, боялся разочаровать родителей: не дай бог быть вторым, а не первым. Для него любая неудача, что самоубийство. А если такое и бывало — не получалось что-то, — то обязательно виноват кто-то другой, но только не Владик. Ничего он не делал без «подушки безопасности».

— Поехали? — сбежав с лестницы, спросил Вадим у Светы. — К Борисычу — и домой. Или ты потом сама?

— Нет, я с тобой. Поехали.

— Вадя, подожди! — позвала мать и догнала детей у двери. — На, вот, возьми, — сунула ему пакет с красными яблоками.

— Мытые? — спросил он, вытаскивая одно.

— Конечно! Все, езжайте. Пока. Как вы там говорите, до созвона.

— Угу, мам, — пробубнил Вадим, откусывая яблоко, — до созвона.

— Что это с мамой? — недоуменно спросила Света на улице.

— Как что? С апельсинами в тарелке только зеленые яблоки хорошо смотрятся, а красные по цвету не подходят. Светка красные не любит, а Вадька сожрет, чё…

* * *

Час потеряли, чтобы добраться до Раздоров. Анатолий Борисович был дома и ждал их. Вадим сразу прошел к нему, оставив сестру на улице. Все равно не задержится, только отдаст документы, перекинется с Борисычем парой слов, и они поедут домой.

Присев на скамью, Светлана чуть вздрогнула от вечерней прохлады и глубоко вздохнула. Так хорошо дышалось, приятно. Сад благоухал свежестью и запахами ночных цветов.

— Света, привет, — окликнул ее Влад.

— О, Владик, привет. Я и не знала, что ты тут.

— Я машину в гараж загнал, а то град обещали, побьет еще.

— А-а-а, — протянула девушка и, поднявшись с лавочки, шагнула ему навстречу. — Мы тоже у своих были, потом отец попросил документы отвезти.

— Я так и понял, — улыбнулся Рейман, — мой там Вадю вопросами достает. Что там в Дохе да как там…

— Так он в Доху от алжирцев посредником мотался.

— Он так и сказал. Что от алжирцев. И что в Дохе жопа.

— Да, Вадик именно так и сказал бы.

Почему-то в последнее время разговоры с Владом давались Свете с большим трудом, хотя лично ей он ничего такого не сделал: не навредил, ни разу не нагрубил. Поэтому она обрадовалась, когда брат вышел из дома и кивком позвал к машине.

— Нравится она тебе, да? — сказал Рейман ему в спину.

Шамрай остановился и развернулся на пятках, как при команде «кругом»:

— Хочешь об этом поговорить?

Света замерла тоже, не зная, то ли пойти в машину сесть, то ли остаться. Вадим ничего не сказал, даже не взглянул на нее, будто сразу забыв о ее присутствии. Потеряв первые минуты в напряженном замешательстве, Светлана так и осталась стоять на месте.

— Уверен, ты хочешь. Или думал: я не понимаю, что происходит? Вадим, я же не слепой. Признаюсь, мне даже показалось, что вы знакомы. Так эмоционально вы друг на друга отреагировали тогда на причале. Может, я чего-то не знаю?

— Если ты понимаешь, что происходит, давай решим все миром. Сразу. Уже сейчас. Не чужие же друг другу, правда?

— Нет, не чужие, — улыбнулся Рейман и подошел ближе.

— Пусть мы с тобой давно живем разными интересами, родители дружат. Зачем обострять отношения? Хорошо от этого никому не будет. Раз ты не слепой и все понимаешь, выйди из ситуации достойно. Или просто — выйди.

— Ты не прав. Третий лишний здесь ты — не я.

— Девочку оставь в покое, жизнь ей не порти, — терпеливо вздохнул Вадим.

Улыбка на лице Влада превратилась в злобную усмешку:

— Тебе ее отдать?

— Просто оставь в покое. Она сама разберется. Не глупая вроде.

— Не глупая, но и неопытная. Ее до меня даже не трахал никто как следует.

— Поэтому и не раскусит тебя с одного раза. Я тоже думаю, что с такими кровопийцами ей общаться еще не доводилось. — Последнее Шамрай силой воли пропустил мимо ушей.

Рейман сделал еще несколько шагов и заговорил тише:

— Хочешь ей помочь? Давай. Расскажи, как я в детстве бабочкам крылышки отрывал и радовался.

— Я что похлеще помню. И кошкам хвосты поджигал, и дурам малолетним мозги так выносил, что вены себе резали. И думали, что от большой любви.

— Давай-давай, помоги ей прозреть, круто будешь выглядеть.

— Я словоблудием не страдаю, ты же знаешь. Это не про меня.

— Прославишь фамилию. Константин Львович будет в восторге, что сын полностью оправдал его ожидания и честь семьи отстаивает как надо, — рассмеялся Владик, не упустив возможности напомнить об уязвимом месте в отношениях отца и сына.

— А тебе моя фамилия все покоя не дает?

Не дает! Влад оглянулся, словно хотел еще раз удостовериться, что их разговор никто не слышит. Светка не в счет.

Всю жизнь не давала ему покоя Вадькина фамилия. Хотя Рейман в этом даже себе отказывался признаваться. Потому что все детство в ушах «Шамрай… Шамрай…». Ни дня не проходило, чтобы Константина Львовича не вспомнили, известный же конструктор, который себе имя еще в советское время заработал. Все на нем завязано: и работа отца, и личные контакты. Вертолетостроение отрасль узкая, но высокопрофессиональная, именно старые связи имеют здесь решающее значение. Всегда последнее слово за Шамраем, всегда к нему все прислушивались. Потом и с сынком так же случилось. И прислушивались к нему, и все ему просто так доставалось, и с рук все сходило, только потому что он Шамрай.

— Странно как, да? Вроде мы с тобой никогда баб не делили: у тебя свои, у меня свои. А тут… забавно вышло, — довольно улыбнулся Влад.

— Мы и сейчас с тобой никого делить не будем, — Вадим тона не понижал, но и не повышал, спокойно сказал и уверенно: — Тронешь ее — я тебе что-нибудь сломаю. Что-нибудь жизненно важное. Хребет, например. Или голову.

— Ты не посмеешь.

— Проверим?

— Хочешь расколоть нашу крепкую и многолетнюю дружбу? Мы ж как одна семья. Это будет очень непорядочно с твоей стороны, — картинно качнул головой и поцокал языком, — тебе не простят. Ни мои родители, ни твои. С какой стати ты решил вмешаться в мои отношения?

— Ладуля, мне глубоко похрен, как ты своих девок юзаешь, кого любишь, кого трахаешь, кому мозги выносишь, как живешь и чем дышишь, но за Реню я тебя убью. На куски