Ни о чем не жалею - Даниэла Стил

К назначенному времени она была готова. Заслышав в коридоререзкий голос Элоизы, Габриэла поспешным движением подтянула гольфы (на этот разона действительно чуть не упала, так как от боли у нее сразу закружиласьголова) и, выйдя на лестницу, стала осторожно спускаться, держась обеими рукамиза перила. В розовом платьице, удачно скрывшем все синяки, она выглядела какнастоящий маленький ангелочек, вот только ни один из небожителей не имел такихбольших голубых глаз, полных горя и боли.

— Ты что, причесывалась вилкой и ножом? —встретила ее внизу Элоиза. Волосы девочки действительно были в беспорядке — онатак и не сумела уложить их как следует и наивно надеялась, что мать этого незаметит.

— Я забыла… — пролепетала Габриэла. Это было первое,что пришло ей в голову, к тому же так мать не могла уличить ее во лжи. Скажиона, что причесывалась, — и наказание последовало бы незамедлительно.

— Вернись в комнату и приведи себя в порядок, — нетерпящим возражений тоном заявила Элоиза. — И подвяжи волосы атласнойлентой. Думаю, розовая будет лучше всего.

На этот раз Джон неожиданно пришел к ней на помощь. Ондостал из кармана пиджака расческу, но, вместо того чтобы дать ее девочке,принялся сам расчесывать ее длинные шелковистые локоны. Почти сразу Джоннаткнулся на опухоль, но притворился, будто ничего не замечает. Меньше чемчерез минуту Габриэла выглядела вполне прилично, и Джон убрал расческу вкарман.

— Сегодня обойдемся без ленточки, — сказал онжене, и Габриэла поглядела на него с благодарностью и восхищением. В темномкостюме, белой сорочке и красно-синем галстуке Джон Харрисон выглядел оченьпредставительно. Элоиза ничуть ему не уступала. Светло-серый шерстяной жакет стакой же юбкой, боа из перьев, элегантная черная шляпка с вуалью и перчатки изкожи козленка были, как всегда, безупречны. Общую картину дополняли элегантныеботики из черной замши и сумочка из крокодиловой кожи с золотым замком. Простокартинка из модного журнала. Впечатление портил только сердитый взгляд исвирепо сдвинутые брови, но Габриэла уже и не помнила, когда ее мама выгляделаиначе.

К счастью, в этот раз Элоиза не стала настаивать на том,чтобы дочь надела розовую ленту. Очевидно, она почувствовала, что Джон настроеноставить последнее слово за собой, и решила, что вопрос не стоит того, чтобыввязываться из-за него в бесполезную перепалку с мужем. Всегда можно отыгратьсяна Габриэле. Элоиза уступила.

В церковь они поехали на такси. Несмотря на это, они чуть неопоздали к началу и заняли свое место на скамье буквально за минуту до началаслужбы. Габриэлу мать усадила между собой и отцом, и девочка сразу догадалась,что это означает. Каждый раз, когда Элоизе не нравилось, как дочь себя ведет,она с силой стискивала ей локоть или пребольно щипала за руку или за ногу,отчего на коже девочки оставались синяки.

Но сегодня Габриэла сидела совершенно неподвижно. За всюслужбу она не только ни разу не переменила положения, но боялась даже дышать —в основном из-за того, что каждый вздох по-прежнему причинял ей нечеловеческиестрадания. Слова священника едва доходили до ее сознания. Габриэла полностьюсосредоточилась на своих собственных ощущениях. Все окружающее представлялось ейкаким-то нереальным.

Элоиза рядом с ней полуприкрыла глаза и, казалось, с головойушла в молитву, однако время от времени она бросала на дочь быстрый, острыйвзгляд. К счастью, ей так и не удалось обнаружить в поведении Габриэлы ничегопредосудительного — такого, что требовало бы немедленного вмешательства.

После окончания службы Габриэла вышла из церкви вместе сродителями, которые то и дело останавливались, чтобы обменяться приветствиямисо знакомыми и соседями. Когда они встречались с кем-то, кто еще никогда невидел Габриэлу, Элоиза — словно действуя со злобным расчетом — непременнопредставляла ее, и тогда девочке приходилось приседать в вежливом реверансе.Для нее это было нешуточным испытанием, однако иного выхода не было. Она дажене могла позволить себе потерять сознание — потом мать непременно припомнила быей, как она опозорила ее перед новыми знакомыми или друзьями.

— Какой очаровательный, воспитанный ребенок, —сказал кто-то Джону, и тот с довольным видом кивнул.

Вот оно! «Воспитанный ребенок» — именно этого Элоиза идобивалась от Габриэлы, и та изо всех сил старалась вести себя так, чтобы мамабыла довольна. Сегодня ей это удавалось, хотя только она одна знала, какихмучений это стоило.

Казалось, прошло несколько часов, прежде чем они вышли из церквии, снова сев в такси, отправились перекусить в «Плазу». Здесь играла музыка, ипо залу разносили начищенные серебряные подносы, на которых стояли стаканы счаем и соками и высились горы сандвичей.

Они сели за отдельный столик, и Джон заказал для Габриэлыгорячий шоколад со взбитыми сливками. Это было ее любимое лакомство, но, когдадевочка потянулась к сливкам, поданным в высокой вазочке на тонкой ножке,Элоиза переставила их на дальний конец стола.

— Тебе это вредно, — сказала она. — В миренет ничего более отвратительного, чем толстые дети.

И Джон, и Габриэла, и сама Элоиза прекрасно знали, что этаопасность девочке не грозит. Сложением Габриэла походила на голодающих детей,подробный рассказ о несчастной судьбе которых она выслушивала каждый раз, когдаей почему-либо не удавалось доесть завтрак или обед. Но, несмотря на это,взбитые сливки так и не вернулись туда, где она могла бы их достать, а,попросить хоть ложечку Габриэла не решилась. Она лучше всех знала, что незаслуживает ни сливок, ни шоколада, ни — если уж на то пошло — даже и противнойлипкой овсянки, которую ей всегда подавали к завтраку. Кто, как не она,регулярно выводил маму из себя? Кто, как не она, постоянно пачкался, портилвещи, дерзил, произносил имя Господа всуе, падал с лестниц и набивал себешишки? Кто, как не она, был отвратительной, мерзкой, непослушной девчонкой,маленьким чудовищем, которое и кормить-то не стоило?

В «Плазе» они сидели довольно долго; Элоиза и Джонразговаривали со знакомыми. В другой день Габриэла ужасно радовалась бы такомувремяпровождению, но сегодня ей было не до того. Боль в груди становилась всесильнее. И когда наконец Элоиза встала и объявила, что пора возвращаться домой,девочка почувствовала настоящее облегчение.

Джон сразу же вышел на улицу ловить такси, а Элоиза немногозадержалась. Не спеша расплатившись с официантом, она взяла в руки своюэлегантную сумочку и величественно тронулась к выходу. И в ресторане, и ввестибюле мужчины оборачивались на нее, и Габриэла, которая плелась следом, сневольным восхищением и ненавистью подумала о том, какая у нее красивая мама.«Ну почему, — снова и снова спрашивала она себя, — мама не может бытьдоброй?»

Это была одна из тех загадок, разгадать которую Габриэла немогла, как ни старалась. Тем не менее она продолжала ломать над этим голову и —о ужас!.. На выходе из отеля Габриэла споткнулась и нечаянно наступила на мысокматериной туфли. На черной замше четко обозначилось пыльное серое пятно.