Эпоха Мертвых. Экспедитор. Оттенки тьмы - Александр Афанасьев

– Че тебе надо? Че ты меня грузишь?

– Для начала – мне надо право прохода. По дорогам Центра в сторону Украины. Сколько стоит – заплатим, но в пределах разумного. А потом…

Я наклонился вперед.

– Влад. Мы стоим на реке – между вами и Кавказским Имаратом. И самарскими, которые вас только так нагнут, если что. Прежде чем начинать с нами войну, подумайте хорошо, кто от этого выиграет? Мы? Вы? Или кто-то третий? Валамон[3]?

Влад смотрел на меня, явно прикидывая.

– Косяк вы знатный упороли.

– Я как косяк это не определяю.

– А как определяешь?

– Как непонятки. С обеих сторон.

– С обеих даже.

– Влад. Я ведь не предъявляю тебе сейчас за то, что кто-то с Камбарского причала левачит, да? А это тоже нарушение наших с вами договоренностей, и серьезное.

Бывший мент зло уставился в меня. Я представляю… как он сейчас мечтает о тех старых временах, когда он мог просто замесить борзого коммерса, а потом вложить его лет на пять. Это как у Юлиана Семенова….

– Если он старый чекист и вы убеждены в его партийной дисциплине, какое вы имеете право держать человека в камере?! – Мальков даже пристукнул пухлой ладонью по ручке кресла. – Вы обязаны извиниться перед ним, уплатить ему компенсацию и выдать квартиру… Почему вы не сделали этого?! Отчего нарушаете Конституцию?! Кто дал вам право на произвол?!

– Товарищ Мальков, разрешите до… – начал было Аркадий Аркадьевич сдавленным, тихим голосом…

– А что вы мне можете доложить? – так же бесстрастно, но прессово-давяще продолжал Мальков. – Что?!

Аркадий Аркадьевич снова открыл сейф, делал он это теперь кряхтя, с натугой, достал несколько маленьких папочек и, мягко ступая, чуть ли не на цыпочках, подошел к Малькову:

– Это неоформленные эпизоды…

Не скрывая раздражения, Мальков начал листать папки, одну уронил; Аркадий Аркадьевич стремительно поднял ее; первым порывом – Исаев заметил это – было положить ее на колени Малькова, но колени были женственные, округлые, папка не удержится, соскользнет, конфуз, руководство еще больше разгневается, решил держать в руках…

Не поднимая глаз от папок, Мальков спросил:

– В Югославии, в сорок первом, ваш псевдоним был Юстас?

Исаев снял очки, положил их на стол, потер лицо, разглядывая стены кабинета, – Маркс, Сталин, Берия; на вопрос, обращенный в пустоту, не ответил.

– Я вас спрашиваю или нет?! – Мальков повысил голос и поднял глаза на Исаева.

– Простите, но я не понял, к кому вы обращались, – ответил Исаев. – У меня еще пока есть имя… Имена, точнее говоря… Да, в Югославии я выполнял задания командования также под псевдонимом Юстас.

Мальков зачитал:

– «Единственно реальной силой в настоящее время является товарищ Тито (Броз), пользующийся непререкаемым авторитетом среди коммунистов и леворадикальной интеллигенции».

– Это вы писали?

– Да.

– Настаиваете на этом и сейчас?

– Конечно.

Мальков протянул вторую папку Аркадию Аркадьевичу:

– Дайте ему на опознание подпись… Если опознает, пусть подтвердит.

Аркадий Аркадьевич быстро подошел к Исаеву, положил перед ним папку, в которой была сделана прорезь, вмещавшая в себя немецкую подпись – «Штирлиц».

– Ваша? Или фальсификация?

– Моя.

– Удостоверьте русской подписью.

– Сначала я должен посмотреть, какой текст я подписывал.

– При чем здесь текст? Речь идет о подлинности вашей подписи.

– Я ничего не подпишу, не посмотрев текста, – Аркадий Аркадьевич открыл папку: подпись была на чистом листе бумаги.

Исаев перечеркнул подпись, расписался заново и приписал: «подпись верна, полковник Исаев», поставил дату и место – «МГБ СССР».

Как только Аркадий Аркадьевич отошел от Исаева, Мальков поднял над головой третью папку:

– «Обязуюсь по возвращении в СССР работать на английскую разведку с целью освещения деятельности МГБ СССР. Полковник Исаев (Юстас)». Это что такое?! Чья подпись?! Чья бумага?! Английская бумага и ваша подпись!

– Вам же прекрасно известно, что это фальсификация Рата, так называемого Макгрегора, – ответил Исаев. – Я не очень понимаю, зачем вам обставляться фальшивками? Никто не знает, что я вернулся, шлепните без фальшивок – и концы в воду…

Мальков ответил с яростью:

– Тогда нам придется шлепать и вашу бабу! Вы же хотели с ней повидаться?! Помните немецкую пословицу: «Что знают двое, то знает и свинья»?! А какие у нас есть основания ее расстреливать?! Нет и не было! Тянет на ссылку!.. А сейчас придется выбивать решение на ее расстрел! – Он обернулся к Аркадию Аркадьевичу. – Все душеспасительные разговоры с ним кончать! Или в течение недели выбейте из него то, что надо, или готовьте материалы на Особое совещание, я проведу нужный приговор…

Резко поднявшись с кресла, Мальков пошел к двери; Аркадий Аркадьевич семенил следом, всем своим видом давая понять малость свою, растерянность и вину.

Обежав Малькова, Аркадий Аркадьевич распахнул дверь, и тут Исаев громко сказал:

– Деканозов, стойте!

Реакция Деканозова, называвшего себя Мальковым, была поразительной: он присел, словно заяц, выскочивший на стрелка.

– Выслушайте, что я вам скажу, – требовательно рубил Исаев. – И поручите так называемому Аркадию Аркадьевичу выключить микрофоны – для вашей же пользы: работая с Шелленбергом, я прослушивал часть ваших бесед с Герингом и Риббентропом, а также с Ниночкой.

Деканозов медленно выпрямился и коротко бросил Аркадию Аркадьевичу:

– В подвал, расстрелять немедленно, дело оформите потом. – И снова открыл дверь.

Исаев рассмеялся – искренне, без наигрыша:

– Мой расстрел означает и ваш расстрел, Деканозов, потому что моя одиссея, все то, что я знал, хранится в банке и будет опубликована, если я исчезну окончательно… Сядьте напротив меня, я вам кое-что расскажу – про Ниночку тоже…

– Молчать! – Деканозов сорвался на крик; кричать, видно, не умел, привык к тому, чтобы окружающие слышали его шепот, не то что слово. – Выбейте из него, – сказал он заметно побледневшему Аркадию Аркадьевичу, – все, что он знает! Где хранится его одиссея?! Принесите ее мне на стол. Срок – две недели. – И он снова распахнул дверь.