Экспедитор - Александр Афанасьев

Перед тем как вы начнете читать эту книгу, автор хотел бы кое о чем вас предупредить.

Эта книга является чистой фантастикой, и не более того, описанием мира, прошедшего через жуткую эпидемию и теперь пытающегося хоть как-то выжить. Именно как фантастику его и нужно воспринимать. Автор не призывает к отделению каких-либо территорий от РФ, к созданию незаконных вооруженных формирований и тому подобных вещей – хотя иметь оружие в личном владении считает нужным и сам его имеет. И второе – все события, персонажи, должностные и юридические лица в этом повествовании являются вымышленными. Автор не имеет информации о каких-либо незаконных действиях организаций и должностных лиц в Удмуртии или где бы то ни было еще.

Ижевск, бывшая Россия. Здание заводоуправления на Дерябина, 2,

4-й этаж, угловой кабинет

Девятьсот тридцать первый день Катастрофы

– Сань…

Б…

Я открыл глаза.

– Что за… мне что, задрыхнуть как человеку нельзя? В пять приехали…

Мешок зашел в кабинет. Кивнул на две чашки, которые держал в руках – это типа извинение. Кофе.

– Кофе будешь?

Я вздохнул.

– Ладно, давай…

Мешок, или Мишка, – один из немногих людей в этом мире, которым я доверяю. Потому что знаю его с семнадцати лет. Он бывший мент, точнее, гаишник. Я пробил ему новую работу – теперь он на заводе работает в первом отделе, водит конвои, отвечает за транспортную безопасность. Он мне за это благодарен…

Дело происходило на четвертом этаже здания заводоуправления «Ижмаша», здания на Дерябина, 2, в угловом кабинете. Который я использовал как офис и приемную – так как являлся депутатом Горсовета от трудового коллектива завода. У нас сейчас выборы не от населения города, а от трудовых коллективов заводов, а кто не работает, тот и права голоса не имеет. Это правильно. И очень по-ижевски. Ижевск – это город-завод, здесь людей знают не по национальностям, а по профессиям. Настоящий Урал, хотя и на Волге, город, который вот уже более двухсот лет имеет только одну специализацию – производство оружия. Ижевский оружейный завод производил оружие, которым били Наполеона, били Гитлера. И сейчас он тоже производит оружие…

Я отхлебнул кофе, скривился.

– Молока бы налил, изверг.

– Молоко лить – только продукт переводить… – авторитетно заявил Мешок, усаживаясь напротив.

Да. Может, он и прав. Кофе заканчивается, у меня уже не было. Скоро без кофе жить будем. И это плохо.

Я спал, как и приехал, – в горке. Рюкзак с автоматом у стола. Приехали с Куеды. Это не матерное выражение, это название поселка городского типа на стыке Свердловской и Пермской областей и недалеко от Удмуртии. Там было что-то вроде толковища, решали, как дальше жить. Приехали не все, поговорили ни о чем. Особенно удивили свердловчане – так и гнут под себя. Нормально, без бычки разговаривать вообще не могут. Что за люди.

Правильно раньше писали – меня исправит расстрел.

Разговор шел конкретный – за будущее, за эквивалент обмена, за распределение благ в этом в одночасье рухнувшем мире. Мире, который погубила болезнь, неведомая и страшная, заставляющая мертвых подниматься и убивать живых – как в кошмарном фильме. Только теперь это был не фильм, а жизнь.

Все происходившее получило название Катастрофа.

Так получилось, что Катастрофа миновала нас – почти. Рецепт успеха был прост – относительная транспортная недоступность, несколько решительных людей в самом начале и очень, очень много оружия. Ижевск, несмотря на то, что это двадцатый по населению город России, стоит вдали от всех основных транспортных потоков. Через него не идет судоходная река, мимо нас прошли обе ветки Транссиба, и северная, и южная, через нас не идут федеральные трассы, и у нас практически нет авиационного сообщения. То, из-за чего все ругались матом, а кто-то и уезжал, во время Катастрофы обернулось спасением. Например, аэропорт: мало того, что его приватизировало «Ижавиа» и не пускало туда другие авиакомпании, так еще он и на капитальном ремонте был. Первые бешеные – как их какое-то время называли – появились в городе, видимо, с крайним поездом Москва – Ижевск. Но их было немного, и большого вреда они причинить просто не успели. Нам надо было всего два-три дня, и эти два-три дня у нас были. Когда эпидемия все же начала развиваться, мы все знали, по сообщениям из Москвы – и про обратившихся, и про то, что стрелять надо только в голову. А стрелять у нас всегда было чем.

В городе два крупнейших оружейных завода страны – «Ижмаш» и «Ижмех». Единственное в стране крупное производство пистолетов. Плюс – у нас город оружейников, так что полиции volens nolens приходилось лояльно относиться к желанию простого гражданина купить себе оружие. И купить проблем не было – в городе сразу несколько крупных оружейных магазинов, в том числе на Ленина. Так и отбились – за все время Катастрофы потеряли чуть больше тысячи человек, считая бандитню и мародеров. Из шестиста с лишним тысяч.

Потом собрались, начали судить-рядить, что делать. Новости не радовали – заражен был весь мир, Москвы как столицы просто не было. Жизнь следовало налаживать самим – как получится, так и налаживать.

Решили выделяться – пока в пределах своей республики, чтобы хоть какая-то видимость законности была. Переизбрали Госсовет и Горсовет. Назначили временные администрации на госпредприятиях и тех, где хозяев не было или до них не было доступа. Где хозяева были – оставили за ними, только определенные правила игры установили: работай нормально, плати налоги и зарплату людям – и все у тебя будет пучком. Нет – извини, военное время. После чего начали как-то выживать.

Первое же лето показало, как мы были правы.

Мертвечины много не было – но она была. Вообще, как я понял, мертвяки далеко от того места, где обратились, не уходят, оседлые они – но смертельно опасны. Массово с мертвечиной мы столкнулись, когда зачищали Агрыз и Сарапул – важные транспортные узлы, а Сарапул – так и вовсе наш город, негоже его оставлять. Агрыз татарский – но его взяли под контроль, тупо потому, что это стратегический транспортный узел, мы могли его контролировать, и оставлять его кому-то было негоже. Да и кому – мертвякам? По той же самой причине взяли под контроль Чайковский, относящийся к Пермскому краю, – там ГЭС, от которой еще какое-то время можно электричеством питаться, и порт. Речной – но порт. Портов у нас теперь было два – Чайковский и Камбарка…