Знак с той стороны - Инна Бачинская

– Ты думаешь, Руданская взяла?

– Ты, Дрючин, задаешь дурацкие вопросы. Ты еще вспомни о женской гордости! Конечно, взяла, ребенка-то кормить надо.

– Ты, Ши-Бон, какой-то бескрылый, – грустно заметил Алик. – Я бы эти деньги бросил им в лицо. Ее унизили, а она берет у них деньги! Не понимаю. Да я бы… Я бы полы пошел мыть…

– Полы он пошел бы мыть! – перебил Шибаев. – Ты бы тоже взял. Спорнем?

– Ни за что! – вскричал Алик. – Пари!

– Вот смотрю я на тебя, Дрючин, и думаю, – сказал после паузы Шибаев, – ты нарочно всякую поперечную фигню несешь или на самом деле?

– Чего это фигню?

Шибаев махнул рукой и потянулся за бутылкой.

– Нет, ты скажи! – настаивал Алик, верный своей привычке доводить все до абсурда.

– Вот когда будешь брошенной беременной женой, тогда и поговорим, – огрызнулся Шибаев. – Пить будешь? Скажи лучше, за что пьем.

– Давай за любовь! А ты, Ши-Бон, всегда все ставишь с ног на голову.

– Такой уж я путаник, Дрючин, спасибо, что раскрываешь мне глаза. Тост принимается, пьем за любовь.

Они выпили. Алик поморщился и сунул в рот кусок хлеба.

– Хороший коньяк, – похвалил Шибаев. – С чего это ты вдруг?

– Ну… захотелось чего-нибудь… – Алик пошевелил пальцами. – Да и похолодало.

Некоторое время они молча ели. Потом Алик спросил:

– У тебя с ней серьезно?

– С кем? – Шибаев сделал вид, что не понял.

– С Яной! Имей в виду, Ши-Бон…

– Имею. Может, хватит?

– А Жанна?

– При чем тут Жанна?

– Как при чем? Ты же любил ее! Она до сих пор тебе звонит!

«Она до сих пор тебе звонит»! И что теперь? Аргумент, однако.

Шибаев молча рассматривал адвоката, размышляя, что делать: послать подальше или попросить заткнуться, что, собственно, одно и то же. Можно еще попытаться отвлечь от темы. Алик, взъерошенный, слегка поддатый, с красными пятнами на скулах, смотревший на него несфокусированным взглядом, напомнил Шибаеву ворону с выдранным хвостом, чудом вырвавшуюся из лап кошки и теперь сидящую на заборе с видом абсолютной невменяемости. Боец!

– А давай, Дрючин, за тебя! – сказал он.

– За меня? – захлопал глазами Алик. – А чего это за меня?

– Того! Имеешь что-нибудь против?

– Ну… можно… – Алик подозрительно смотрел на Шибаева, пытаясь разгадать неожиданный коварный финт.

Шибаев налил в рюмки коньяк.

– За дружбу! За тебя, Дрючин!

– За дружбу! – повторил Алик. – За нас!

И они выпили…

Опустел дом без Ады Романовны. Спальня ее закрыта, туда уже несколько дней как никто не заходит. Прислуга разговаривает шепотом и скользит бесшумно, на цыпочках. Сидит на кухне в основном, гоняет чаи, а иногда и покрепче, вспоминает былое. Вика здесь за главную по причине возраста и близости к покойной хозяйке. Зоя накрывает большой стол, жарит что-нибудь, котлеты или просто кусок мяса; Петр, садовник, жидковатый и хмуроватый мужичонка средних лет, разливает водку. Пьют за упокой души хорошего человека Ады Романовны, пусть земля ей пухом. Света сразу пьянеет и порывается рассказать про шаги в коридоре – Тина говорила, – и про знаки, в смысле, про разные скрипы, шорохи и звуки. Шофер Славик, белоголовый, румяный, очень юный, все время глупо хихикает, а Вика машет на Свету рукой – угомонись, мол.

– Какие шаги! Дурная ты, Светка! – говорит она степенно. – А Тина твоя не верит ни в бога, ни в черта, безбожница, стебалась, а ты и уши развесила.

– Говорят, дом построен на старом кладбище, – не сдается Света. – Прямо на могилах. Когда бульдозер работал, говорят, было полно человеческих костей.

Зоя крестится и смотрит на темное окно.

– Глупости! Да што ж ты глупости-то всякие повторяешь! Петр, тебе попадалось… что-нибудь? Ты ж все время в земле роешься. Попадалось?

– Кости в смысле? Черепушки? Ну, были две или три штуки, попадались. На дальнем конце.

Света ахает и зажимает рот рукой. Славик снова глупо хихикает.

– Полно врать-то! – повышает голос Вика. – Какие черепушки? Человечьи?

– Не-а, не человечьи. Не знаю чьи, может, собачьи. Маленькие.

Славик продолжает хихикать. Он опьянел, раскраснелся, чуб потемнел от пота; ему жарко.

– То-то! А ты, Светка, глупостей не повторяй, а своими мозгами раскинь, поняла? И держись от этой вертихвостки подальше, она тебя до добра не доведет. Ада Романовна жалела, что подобрала ее, а уж как эта над ней издевалась! Как за добро заплатила! Не приведи господь! Ада Романовна терпела все ради сынка покойного да по доброте своей. Вроде как любил он эту Тину, последняя связь с ним. Говорили, она беременная от него была, а только я никогда не верила, у таких гулен детей не бывает. Просто денег хотела выдурить. Я не раз говорила: да гоните вы ее, Ада Романовна, к чертовой матери! Между нами… – Вика почти шепчет. – Между нами, она ей пообещала денег на бизнес, как раз перед смертью. Да господь не допустил.

– На какой бизнес? – спросила Зоя.

– Вроде моделька она, на модельный бизнес. Ну, там, студию открыть или журнал модный. Да какая она моделька! Профурсетка! Знаем мы таких. Ада Романовна ее видеть больше не желала. А эта сказала, что подумает и сообщит, сколько ей надо. И все так с издевочкой, с подколочкой! Нет чтобы спасибо сказать, нет! Рот кривит, усмешечки строит…

– А ты откуда знаешь? – спросил Петр, ухмыляясь.

– Аде Романовне стало плохо за завтраком, и я дала ей лекарство, а они как раз об этом говорили. Ну, я и услышала. А теперь не обломится ей. Андрей теперь за хозяина, а с него взятки гладки. Удавится, а не даст, мало ли что покойная хозяйка кому обещала, на всех не напасешься.

– Она что, ему все оставила?

– Не-а, – Вика понизила голос. – Кое-что оставила, но не все. Андрей сказал, всем оставила. А еще… – Вика еще более понизила голос. – А еще Ада Романовна наняла частного сыщика, чтобы найти сына покойного Николая Андреевича!

Славик фыркнул; Зоя снова перекрестилась.

– Я видела, здоровый такой мужчина! – воскликнула Света. – Я еще подумала: а это кто такой? Заперлись в кабинете, шу-шу да шу-шу, и адвокат с ними. Он его и привел.

– Когда это он успел сына родить? – спросила Зоя. – От любовницы?

– Какая любовница, ты чего! Еще до Ады Романовны. Он бросил первую семью, а теперь Ада Романовна решила найти его сына и завещала ему бизнес.

– Да ты что! – ахнула Зоя.

– Совесть, видать, замучила, – заметил Петр и потянулся за бутылкой. – А жертву-то и не приняли… – Он вздернул брови и покачал головой.